слыша ее крики, видя, как она ломается, тьма тянулась ко мне, наполняя мои вены жаждой мести. Демоны манили меня, злобно улыбаясь и сгибая пальцы.
Идем. И я последовал за ними, прямо в самые глубокие тени моей души.
Я смахнул волосы Лирика с ее лица. Они прилипли к ее коже, нарисованные ее слезами.
— Я держу тебя, милая голубка, — я прижался губами к ее губам. — Он тоже у меня.
Справедливость была другом, которого я хорошо знал. Я подавал ее на серебряных блюдечках последние семь лет. Всегда был момент, сразу после нападения, когда я чувствовал удовлетворение. Я чувствовал себя удовлетворенным. Я был уверен, что это делает меня чудовищем. Но лучше быть монстром, ни о чем не жалеющим, чем героем, живущим во лжи.
Я вскочил на ноги и побежал за Сэди, поймав ее прежде, чем она успела добежать до двери. Стоя на коленях перед Лирикой, я схватил металлический зажим, которым Линкольн перерезал шнур. Сэди использовала этот зажим как оружие, чтобы заставить мою милую девочку истекать кровью. Я использовал его как оружие для мести.
Я схватил ее за горло и прижал к стене. Наши глаза встретились, и на мгновение память перенесла меня в другое место и время, когда Сэди была правильной леди с невинными глазами и чистым сердцем. До того, как этот мир запятнал ее. Затем я услышал рыдания Лирики, вспомнил жертву Линкольна, и эти воспоминания исчезли, как дым на ветру.
Она пытала Лирику.
Она забрала моего сына.
Она застрелила Линкольна.
Она принесла в жертву невинных девочек.
Она убила Лиама.
В ней не было ничего невинного или чистого. Больше нет.
— Ты была неправа, — я крепко сжал зажим в кулаке, используя его, чтобы подтянуть ее толстовку к телу. — Я спасу их обоих, — я укрепил свой позвоночник. Сделал вдох. Выдохнул. — Мне жаль, что я не смог спасти тебя, — я зажмурил глаза и погрузил металл в ее грудину.
Ее руки взлетели вверх и сомкнулись вокруг моих. Я засунул зажим глубже, закручивая его, чувствуя, как ее тело подается под давлением. Ее тело дернулось. Я открыл глаза, наблюдая, как кровь вытекает и покрывает наши руки. Я отпустил зажим и, спотыкаясь, попятился назад. Она попятилась, а затем упала на пол.
Ее глаза остекленели. Ее руки и туловище были залиты кровью. Ее грудь больше не двигалась, потому что она больше не дышала.
Ее больше не было.
Все было кончено. Лирика была в безопасности. Киаран будет в безопасности. Я собирался убедиться в этом.
Забавная вещь о времени — то, что оно было прямым отражением сердца. Время было единственной вещью, которую нельзя было вернуть, когда оно уходило. Мгновения были незаменимы. Секунды имели значение. Каждая. Одинокая. Секунда. Это была бесценная валюта, и мы выбирали, когда, как и на кого ее потратить — на работу, сон или в клубок обнаженной плоти.
Сейчас время истекало, и я должен был выбирать.
Линкольн умрет, если я не доставлю его к врачу. Я знал это, потому что видел, как Лиам умер из-за пули. Я не мог потерять еще одного друга таким же образом. У Лирики был шок. Одному Богу известно, где был Киаран, а у меня было меньше тридцати минут, чтобы найти его. Единственной подсказкой был короткий взгляд Ислы в сторону задней части церкви, как раз перед тем, как Сэди заставила ее замолчать.
Мобильной связи не было, звонить было некому. Ближайшая больница находилась в тридцати минутах езды на лодке. Когда я найду Киарана, мне нужно будет придумать, как перевезти трех гребаных людей по грунтовой дороге без машины.
Мне нужна была стратегия, и эта стратегия началась с того, что я освободил Лирику, чтобы она могла помочь мне искать Киарана.
Я побежал обратно к Сэди, обшаривая ее карманы в поисках ключа от наручников на перекладине между ног Лирики. Мой пульс участился втрое, когда я нашел их… вместе с набором ключей от машины. Следы в грязи. Во всем этом хаосе я забыл о них. Я не был человеком, который верил в ответные молитвы, а если бы и верил, то уж точно не заслуживал их, но, когда я держал эти ключи в руке, я посмотрел на крест, который наблюдал за нами сверху, и вздохнул с благодарностью.
Я расстегнул наручники, освободив ноги Лирики, а затем использовал грубый край ключа, чтобы разрезать застежки-молнии на ее запястьях. Она тут же побежала к Линкольну, упав на колени и умоляя его открыть глаза.
Я обыскал церковь, проверив каждую комнату, пока не добрался до задней двери. Я распахнул ее и выбежал наружу, зовя Киарана по имени. Он был здесь. Он должен был быть здесь. Лендровер был припаркован за старым сараем на заднем дворе церкви. Машина была пуста.
Я запустил руки в волосы.
— Черт!
Я осмотрел сарай. Там не было ничего, кроме покрытых пылью церковных скамей, канделябров, окутанных паутиной, и стопок библий и гимнов.
Звук секунд, тикающих мимо, эхом отдавался в моем сознании с каждым моим вздохом. И тут я услышал его: вдалеке послышался гул заводящегося мотора. Мое сердце бешено колотилось, когда я бежал через высокую траву и заросли колючего кустарника. Колючие кусты прорезали ткань моих брюк и резали лодыжки. Дыхание сжималось в груди.
Наконец, на берегу показалась маленькая рыбацкая лодка. И Киаран.
Слава богу.
Когда я подошел к лодке, его глаза были широко раскрыты и устремлены на мои окровавленные руки.
— Ты ранен? — спросил он, и при звуке его голоса меня охватило чувство облегчения.
Вода вокруг них была спокойной. Солнце сияло высоко в небе. Горы украшали горизонт. Все выглядело как обычный день.
Но он был далеко не обычным.
— Я в порядке, — я протянул руку, чтобы дотронуться до Киарана, но потом передумал. — Сейчас ты увидишь некоторые вещи, которые ты, возможно, не поймешь, но я обещаю, что объясню их позже, — сейчас у меня не было времени. Я встретил его взгляд. — Хорошо?
Он кивнул.
Я повернулся к парню за штурвалом. Это был молодой парень, не намного старше Киарана. Неудивительно, что Сэди смогла убедить его выполнить ее просьбу. Его лицо побледнело, когда он внимательно следил за каждым моим движением.
— Я вернусь через пять минут с двумя другими людьми. Нам нужно попасть в больницу. Если тебя не будет здесь с моим сыном, когда я вернусь, это будет твоя кровь на моих руках. Понятно?
Он сглотнул. Кивнул.
Я улыбнулся.
— Хорошо.
В церкви Лирика положила голову Линкольна себе
