— Ну-ка, дай взглянуть. Нет-нет, на невинную девственницу ты совсем не похожа.
Краснею еще гуще и не могу удержаться от смеха.
— Думаю, меня спасло прекрасное «Каберне», которым угостил водитель лимузина.
— Нарушило девственную плеву, да?
Мы с Крисом смеемся, и он шепчет на ухо:
— По-моему, это сделал я.
— Майк! — с шутливой укоризной восклицает Кэти. — Девочка совсем тебя не знает и может не понять твоего юмора. — Она жестом приглашает нас продолжить путь. — Я заранее приготовила для нашей компании отдельный дегустационный кабинет, но Майку мы воли не дадим.
Идем следом за хозяевами шато.
— Ты им понравилась, — шепчет Крис.
— Крестный сын?
— Они дружили с моими родителями, а своих детей у них нет.
С трепетом понимаю, что Крис не просто привез меня туда, куда никогда не привозил других женщин. Он впустил в свое прошлое, позволил разделить самое дорогое.
Входим в комнату. Осматриваюсь и вижу, что центральную ее часть занимает огромный, длиной в несколько футов, деревянный стол с дюжиной стульев вокруг. На одном его конце стоят подносы с фруктами и сырами.
Мы с Крисом садимся рядышком, а Кэти и Майк устраиваются напротив. Кэти с интересом меня разглядывает, а я спешу плотнее запахнуть шаль, чтобы нескромным видом не разрушить чудом сложившийся невинный образ.
— Крис рассказал, что ты недавно поступила на работу в галерею, — начинает разговор Кэти.
— Да, в галерею «Аллюр», в центре города, где у Криса выставлена на продажу коллекция. Там мы и познакомились.
— Хорошо знаю этот зал, — кивает Кэти. — А до этого ты работала учительницей в школе?
Удивительно, как много Крис успел обо мне поведать!
— Да. Точнее, и сейчас еще там работаю, хотя окончила колледж с дипломом по искусствоведению. Живопись — моя вечная любовь. Посмотрим, что покажет летний опыт. Босс говорит, что подаю некие надежды, но, кажется, всерьез считает, что для того, чтобы уверенно ориентироваться в мире искусства, необходимо разбираться в вине.
Майк стучит пальцами по столу.
— И он прав. Разбираться в вине должны все.
— Крис так не считает, — осмеливаюсь возразить я.
Кэти переводит взгляд на крестника.
— В таком случае почему в местной галерее подают вино?
— Потому что это долина Напа.
Майк знаком подзывает официанта.
— Отличный повод начать дегустацию. Все сразу раскрепостятся. — Он лукаво мне подмигивает. — Только так и можно узнать человека по-настоящему.
Крис хитро улыбается:
— Хорошо, что меня раскрепостить не так-то просто. — Игриво толкает меня локтем. — Не то что тебя. Признайся: за бокалом «Каберне» сразу выложишь все свои секреты?
— Требуй вино удачного года, девочка, — заговорщицки шепчет Кэти. — Пусть парень платит за твои признания!
Смотрю на Криса, и он самодовольно ухмыляется:
— Только назовите год, и я с радостью заплачу.
— Кажется, исповедь нужна вовсе не мне, — напоминаю я. — Может быть, имеет смысл заказать тебе ящик пива?
— В шато об этом даже не мечтайте, — решительно отвергает предложение Кэти.
Крис склоняется ниже.
— Боюсь только, ящика пива окажется недостаточно.
Да, соглашаюсь мысленно, так и есть. Я открылась ему, а он ничего о себе не рассказал. И все-таки я здесь, среди тех, кого он считает своей семьей. И вновь это обстоятельство кажется важным. Вот только нельзя задумываться о том, каким образом сексуальное приключение переросло в важное обстоятельство и куда приведет эта тропинка.
Время останавливается. Пробую одно вино за другим, закусываю сыром, с интересом слушаю рассказ Майка и Кэти о том, как они начинали свое дело. С легким изумлением узнаю, что родители Криса вместе с ними участвовали в «Парижской дегустации» 1976 года. Именно после этого конкурса мир узнал и о вине Викермана, и о долине Напа.
— Они поехали с нами, чтобы поддержать, — объясняет Кэти. — Дэниел, мама Криса, была самым настоящим ангелом-хранителем. Рядом с ней улыбались буквально все. Даже враждебно настроенные французы, которые не хотели допускать к соревнованию американских конкурентов, таяли перед ее обаянием.
Нелегко представить, как отреагирует Крис на воспоминания о матери, но очень хочется услышать его ответ. К сожалению, вскоре официант приносит новые образцы, и разговор естественным образом меняет направление. Окошко в семейную жизнь Криса захлопывается на неопределенное время.
Кэти и Майк рассказывают бесконечные истории о том, как влияют на вкус того или иного сорта почва, климат и технология обработки винограда, а сложные для восприятия профессиональные подробности разбавляют забавными анекдотами о богатых и знаменитых гостях, которые приезжают в шато, чтобы ни в чем себе не отказывать.
— Но звездой номер один для нас неизменно остается Крис, — заключает Кэти.
Крис фыркает и смущенно прикрывается бокалом.
— Я всего лишь…
— Знаменитый художник, — заканчиваю фразу и целую его в щеку.
В ответ он гладит меня по волосам и целует в лоб.
— Я… — начинает он, упрямо глядя мне в глаза, и с нажимом договаривает: — Я — это просто я.
Чувствую эффект обильных возлияний и мило улыбаюсь:
— Хмм… да. Просто ты.
Он вскидывает бровь.
— И что же это значит?
Подходит официант. Майк и Кэти отвлекаются, а я пользуюсь удобным моментом и тихо признаюсь:
— «Просто ты» мне очень нравишься.
Зеленые глаза темнеют.
— Даже сейчас?
— Да, — подтверждаю с улыбкой.
— Крис очень похож на свою мать, — замечает Кэти, возвращая нас к общему разговору, и поясняет: — Дэниел отличалась невероятной скромностью, а на наследницу империи была похожа ничуть не больше, чем наш мальчик похож на знаменитого художника.
— Зато отец его был высокомерным ослом, — добавляет Майк. — Но я все равно любил парня. — Он встает. — Кстати, сынок, пойдем со мной. Хочу кое-что тебе отдать, пока снова не забыл.
Смотрю на Криса в ожидании реакции на откровенно нелестный отзыв об отце.
— Да, это правда, детка: он был высокомерным ослом. — Крис гладит меня по щеке и тоже встает. — Веди себя хорошо. Скоро вернусь.
— Обещаю, — заверяю я. — Только попрошу Кэти поделиться самыми большими, самыми темными твоими секретами.
— А она их не знает, — отвечает Крис с заметным напряжением.
— Ну почему же, могу рассказать кое-что занимательное, — игриво парирует миссис Викерман.
Крис недовольно хмурится, но ограничивается невнятным добродушным бурчанием и уходит вместе с крестным отцом.
