9. Захочу — и вообще уволюсь. Гораздо интереснее, наверное, спускать на ветер зарплату экс-босса, а не свою собственную.
10. Говорят, что секс на рабочем месте — это что-то!
ЭПИЛОГ
Кто бы знал, как не хотелось мне лететь в Лондон еще раз. Да еще и на вручение премии «Журналисты года». Но Степашкин настоял, что поехать все же надо, а мне к тому же так хотелось увидеться с Леркой.
— Первая премия в номинации «Расследование года» вручается юной британской журналистке Стейси Мак’Гоннал! — объявил ведущий, лощеный толстячок в смокинге.
Мы с Леркой переглянулись и синхронно вздохнули. Надо сказать, у моей лучшей подруги был более чем унылый вид, несмотря на то, что на церемонию она принарядилась, как будто бы собиралась получить «Оскара». На ней было атласное нежно-голубое платье с ручной вышивкой на корсете и серебряные туфельки, до того изящные, что их в руки-то страшно было взять, не то чтобы топать в них по асфальту.
Надо сказать, я тоже была чудо как хороша в своей новой плиссированной юбке и белоснежном жакете.
Когда мы подходили к банкетному залу, где проходило награждение, дежурившие возле входа репортеры с массивными фотокамерами заинтересованно встрепенулись — видимо, приняли нас за холеных звезд.
А вот кого совершенно не заботил внешний вид — так это нашу триумфаторшу, Стейси. Да если б у меня была перспектива подняться на сцену и произнести взволнованную речь перед сотней внимательных слушателей — у-ух, я бы не растерялась! Да я бы последние деньги отдала, чтобы приобрести шикарное платье от кутюр! И моими изображениями бы пестрели все утренние газеты. И все восхищались бы мной — мало того, что талантливая журналистка, да еще и такая красавица, и со вкусом у нее все в порядке!
— О чем задумалась? — шепнул Степашкин, и мое сладкое видение рассеялось, как мираж.
Я вспомнила, что желанную премию получаю вовсе не я.
А Стейси, на которой военная куртка, джинсы со стразами и отвратительные грубые ботинки.
Она приняла из рук толстяка микрофон и улыбнулась. Зал выжидательно замолчал, и только Лерка фыркнула:
— Подумаешь, премия! Я тоже могу получить такую премию, если украду у кого-нибудь тему!
— Лера, но она не украла, — мягко возразил Степашкин, — она просто вовремя воспользовалась обстоятельствами. Эту статью могла написать и ты. И Саша.
Мы синхронно вздохнули.
А Стейси тем временем откашлялась и поднесла микрофон к губам:
— Если честно, я немного волнуюсь, — начала она, — так что будьте ко мне снисходительны. Говорят, что настоящий профессионал журналистики должен быть беспристрастным. И обычно у меня получается. Но это расследование — особый случай. Поневоле я оказалась не только наблюдателем, но и участником событий…
— Врет и не краснеет, — возмутилась я, — это не она, а я оказалась участником событий! Я!
— Что ж, беги на сцену и отними у нее микрофон, — усмехнулся Максим, — тогда точно попадешь в газеты вместе со своей новой юбкой. Ведь тебе именно это было нужно, а вовсе не премия, да?
Я оскорбленно промолчала.
— … Моя ближайшая подруга оказалась жертвой беспринципного авантюриста, которого я разоблачила. Ей было тяжело, но она справилась. И я рада, что у меня был шанс ей помочь…
— Ничего себе, помогла, — обиженно прошептала я.
— Вот именно! — живо поддержала меня верная Лерка, — и потом, как она смеет называть тебя подругой? Да вы всего-то пару раз выпили вместе пива!
— … Может быть, кого-то мой репортаж и развлечет… Но для нее, для моей отчаянной подруги, мое расследование оказалось спасательным кругом… Поэтому не судите меня слишком строго, даже если я что-то сделала не так…
Зал напряженно молчал. Кто-то слева от меня громко высморкался. А справа послышались судорожные всхлипывания. И вдруг где-то в конце зала раздался взволнованный голос:
— Воды, воды! Врача скорее!
Лерка заинтересованно обернулась:
— Что там?
— Какой-то девице стало плохо, — приподнявшись на стуле, констатировал Максим, — разнервничалась.
И тут я не выдержала. Я встала во весь рост и обиженно воскликнула:
— Так нечестно! Это была моя мечта, моя! Она все врет!! — мой голос напряженно звенел.
Лерка зажала ладошкой рот, а Степашкин дергал меня за руку, пытаясь усадить на место, но не тут-то было. Я не собиралась сдаваться, пока публично не выскажу все.
Стейси растерянно замолчала, мне показалось, что ей стало неловко. Так ей и надо, будет знать, как подставлять друзей. Сейчас я заберусь на сцену и расскажу всем правду. Зал просто ахнет, и — может быть, еще не поздно — премия достанется мне.
Зал напряженно молчал.
— Она мне вовсе не подруга, — звенящим голосом начала я, — эта история на самом деле произошла со мной. Меня зовут Саша Кашеварова, я тоже журналистка, и этот материал должна была написать я, ведь я непосредственный участник событий… Ой, куда вы меня тащите?!
Я даже не заметила, как два мрачных охранника в одинаковой бежевой униформе, пробравшись между рядами, взяли меня под локотки.
— Подождите, я же еще не все сказала! Это очень важно!
Но они меня даже не слушали. Они молча и хмуро выполняли свою работу, а на торжество справедливости им было наплевать.
Последнее, что я увидела в дверном проеме зала, была укоризненная физиономия Максима Леонидовича Степашкина — исподлобья он мрачно смотрел на меня, качая головой, а перехватив мой взгляд, возвел глаза к потолку.
* * *
А потом мы втроем сидели на Трафальгарской площади, прямо на тротуарном бордюре (хорошо, что в Лондоне чистый асфальт) и ели щедро посыпанное орехами клубничное мороженое.
— Ну почему мне всегда так не везет? — в сотый раз повторила я, — почему я никак не могу взять себя в руки и быть успешной…
— Но ты и так успешная, и без этой дебильной премии, — Лерка погладила меня по плечу, — ты же заместитель главного редактора газеты, а это чего-то значит!
— Да кому нужна эта газета?! — в сердцах воскликнула я. — Ее даже не читает никто… Ой, прости, Максим. Просто мне обидно, как вы все не понимаете. Ведь это я, я должна была подняться на сцену вместо Стейси. Это был мой материал, а не ее. По справедливости эта премия моя. А меня мало того, что даже не захотели выслушать, так еще и выставили из зала. Как щенка, который написал на ковер.
— Ты должна сказать спасибо, что тебя не арестовали, — серьезно сказал Степашкин, — в Англии с этим очень строго. Тебя могли бы заставить заплатить огромнейший штраф.
— Ты ничего не понимаешь, — вздохнула я, — мне так грустно, что я даже не в состоянии найти в этом хоть один позитивный момент. Да что там, меня даже мороженое не радует. А это уже последняя стадия, — я меланхолично отшвырнула в сторону недоеденный рожок.
