– Бред какой-то, – отмахнулся Барашков.
– А вот и не бред! – вдруг горячо сказала Тина. – Об этом обязательно надо написать. Представляешь, сколько народу думает о медиках черт знает что!
– Особенно о патологоанатомах… – подвыл с подушки Ашот.
– И ты просветишь массы, – скептически заметил Барашков.
– Не знаю, как массы, но мне идея понравилась, – ответила ему Тина. – Совпадают сразу три дела, к которым у меня появилась склонность.
– И какие же? – Барашков почувствовал скрытую ревность.
– Мне очень понравилось печатать на компьютере, мне интересно узнать, как работает редакция газеты, и, наконец, я смогу заработать немного денег. Мои запасы подходят к концу, и скоро готовить котлетки будет не из чего. А я ведь не одна – у меня семеро по лавкам!
– Неужели, Тина, ты снова вышла замуж? Я этого не переживу! – застонал Ашот.
– Замуж я не вышла, но двое зверей у меня живут.
– Слон и питон? – спросил с шутливым страхом Ашот.
– Мышь и собака. Как только выпишешься отсюда, поедешь ко мне. Я тебя с ними познакомлю.
– Не езди, Ашот! Лучше ко мне. А то пес тебя съест! – Аркадий сделал страшные глаза. – Это же я собаку Тине привел, я-то знаю. Ты этому Сене на один кус.
– Аркадий, не ври! Не слушай его, Ашотик. Мой Сеня просто очень большой, но добры-ы-ый…
– Тогда я на нем верхом покатаюсь, как на пони. Можно? – спросил Ашот.
– Лучше в коляске, – сказал Барашков. – В инвалидной. И с забинтованной башкой. С одним глазом. И ходить по проезжей части милостыню собирать. На Ленинском проспекте. Ой, обогатимся, Ашот…
– Все. Я пошла! – Тина встала и с непривычной для нее легкостью упорхнула.
Аркадий посидел еще немного и тоже встал.
– Ашот, ты поспи. А я пойду. У меня здесь еще дел – вагон…
– Конечно, иди.
Барашков протянул Ашоту руку, тряхнул ее несильно.
– Вечером перед уходом забегу. Кстати, окулист тебя смотрел?
– Вчера.
– Что сказал?
– Вроде нормально.
– Будет видеть второй глаз?
– Ага, – Ашот запнулся. – Если его на затылок переместить. Откроется доселе неизвестное внутреннее видение. Третий глаз четвертого измерения.
– Я серьезно.
– И я серьезно, – вздохнул Ашот. – Видит глаз, но плохо. Врач сказал, что хорошо, что хоть плохо, но видит.
– А обещал что-нибудь?
– Обещал. Что жить буду.
– Окулист, – уточнил Аркадий.
– Окулист.
– Ой, умные окулисты пошли… – Барашков хлопнул друга по плечу и вышел из палаты.
Азарцев шагал по бывшему холлу своей клиники и носком ботинка осторожно убирал с дороги битые стекла. Гриша тенью ходил за ним с картонной коробкой, поднимал стекла и складывал их в коробку. Холл выглядел как после штурма или после нашествия варваров. Из огромной люстры были вывернуты плафоны, ковер украли, диваны порезали. Золоченая клетка, в которой еще год назад весело пели экзотические птицы, искореженная и погнутая, валялась в углу, своим видом теперь больше напоминая обезьянник. Шторы были сорваны, окна зияли. Гриша притащил откуда-то сверху лист фанеры и молоток. Они с Азарцевым забили огромное окно, чтобы не дуло. Свет был, но отопление не работало. Кто-то приволок сюда бокс с латексными хирургическими перчатками, и они теперь был раскиданы по всей комнате, напоминая своим видом использованные презервативы.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Азарцев обернулся, сделал Грише знак, мол, отойди в сторонку. Но Гриша остался стоять рядом с ним.
«Стоим на свету, – мелькнуло у Азарцева. – Могут пальнуть».
В проеме выломанной двери показался испитой человек в темной, явно с чужого плеча одежде.
– Е-мое… – удивился он, увидев Азарцева и Гришу. – А Федор где?
– Не знаем, – ответил Гриша.
Мужик посмотрел на них, неуверенно достал из-за пазухи начатую бутылку.
– Может, у вас хлеб есть?
– Нет у нас ничего, иди отсюда.
– А Федор где? – снова спросил мужик, и Азарцев понял, что мужик очень пьян.
– Не знаем, где Федор. Здесь его нет.
– Он в подвале, – уверенно сказал пришелец. – Я щас его приведу. – Он развернулся и исчез.
– Надо заколотить входные двери досками, – негромко сказал Азарцев Грише.
– А мы как будем ходить?
– Пока никак не будем, – Азарцев выпнул на улицу попавшийся под ноги кусок штукатурки. – Скорее всего я не буду восстанавливать этот дом, завтра же дам объявление о продаже.
– Ты, как всегда, говоришь ерунду, Азарцев! – в проеме дверей возникла тонкая женская фигура в черном пальто и шляпке, надвинутой на брови. – Теперь, когда мы освободились от Лысой Головы, самое время восстановить клинику. – Юлия, а это, конечно, была она, прошла внутрь, уверенно постукивая по полу каблуками.
– Ты опять хорошо выглядишь, – заметил вслух Азарцев. – Как всегда, отлично одета…
Она не заметила легкой иронии в его голосе:
– Стараюсь, Азарцев, – обернулась и увидела Гришу: – Кто это с тобой?
– Мой друг.
Гриша неуверенно вышел из тени. Юлия посмотрела на него недоверчиво и слегка скривила губы.
– Хорошо, что я тебя здесь застала. – Она прошла своей легкой походкой по холлу и коридору и вернулась к Азарцеву: – Пора браться за дело.
Азарцев стоял напротив нее, засунув руки в карманы.
– Мне иногда кажется, что ты из железа сделана, Юлия!
Она с вызовом посмотрела на него из-под опущенных полей своей шляпки:
– Ты собираешься восстанавливать клинику, Азарцев? Теперь самое время.
Он смотрел на нее с усмешкой:
– Нет.
Она оторопела:
– Ты с ума сошел? Это же дело всей твоей жизни?! Имей в виду, лучшего администратора, чем я, тебе не найти.
Гриша деликатно вышел на улицу.
Азарцев подумал: «Интересно, она помнит о том, что Оля умерла?»
Она угадала его мысли:
– Не думай, что я страдаю меньше, чем ты. Просто я из тех людей, которые не умеют и не могут сидеть без дела.
Он молча стоял и ждал продолжения. Он наблюдал за Юлией теперь отстраненно, без ненависти и без обиды. Казалось, что со смертью Оли ее мать перестала для него существовать. Он вдруг почувствовал странную и неприятную легкость. «Оля умерла, и я теперь свободен. Почему я не мог освободиться раньше, когда она еще была жива? Почему я все это время будто спал? Чего-то стыдился, чего-то боялся… А теперь, когда моей девочки нет, я ничего не боюсь, но уже и не могу сделать ее счастливой…»
– Азарцев, ты меня слышишь?
Он честно сказал:
– Нет.
Юлия подошла к нему вплотную. Сняла свою шляпу, одной рукой вцепилась ему в предплечье.
– Азарцев, давай начнем с тобой все сначала? – Ее глаза в полумраке коридора – огромные, светлые, с темными зрачками – больше не пугали его, и взгляд ее, тяжелый, как у змеи, не вызывал в его душе содрогания. – Вообще начнем все сначала?
