Он честно сказал:
– Нет.
Юлия подошла к нему вплотную. Сняла свою шляпу, одной рукой вцепилась ему в предплечье.
– Азарцев, давай начнем с тобой все сначала? – Ее глаза в полумраке коридора – огромные, светлые, с темными зрачками – больше не пугали его, и взгляд ее, тяжелый, как у змеи, не вызывал в его душе содрогания. – Вообще начнем все сначала?
Он уловил и узнал запах ее духов. «Она надушилась, – подумал он. – Оли нет, а она надушилась!»
– Азарцев, ты не думай, я многое поняла. Мне так было тяжело без тебя в этой клинике… – Ее рука, тонкая и холодная, забиралась все выше к его плечу. – Хочешь, я тебе мальчика рожу? – спросила она и обвила его шею. – Я еще смогу, Азарцев!
Он отшатнулся, и в это время на лестнице, ведущей в подвал, послышался грохот. Азарцев отвернулся от Юлии и пошел туда. Из-под обломков сломанных стульев, каких-то досок и рваной бумаги выкарабкивался оборванный мужик. Бутылку он бережно поднял. Содержимого в ней уже поубавилось.
– А Федора здесь нет, – грустно сообщил он подошедшему Азарцеву, осторожно поставил бутылку на ступеньку и стал отряхиваться.
– Убирайтесь отсюда! – вдруг взвизгнула Юлия и запустила в мужика обрезком какой-то доски. – Повадились алкаши в подвале ночевать!
– Не надо на меня кричать! – вдруг с достоинством произнес мужик и аккуратно забрал свою водку. – Я ухожу, дамочка! Ухожу! – Он нетвердой походкой стал пробираться к выходу и, проходя мимо Азарцева, еще раз спросил: – А Федора здесь больше нигде нет? Точно?
– Точно, – сказал Азарцев и крикнул: – Гриша! Иди сюда! Сейчас входную дверь заколачивать будем.
– Значит, ты определенно не будешь восстанавливать клинику? – спросила его Юлия. И он ответил ей с такой же интонацией, как только что ответил алкашу:
– Точно.
– Ну, и дурак ты. Дураком родился, дураком умрешь! – Она надела шляпу, надвинула ее низко на лоб и, стуча каблуками, ушла вслед за бомжем. Вскоре во дворе раздался звук двигателя ее машины.
– Кто эта женщина? – спросил Азарцева Гриша, готовя доски и гвозди.
– Моя бывшая жена.
– Неправдоподобно красивая, – заметил Гриша.
«Неправдоподобно и есть, – подумал Азарцев и стал примерять к проему доски. – Настоящих женщин таких не бывает».
Через полчаса дом стоял темный, заколоченный. Они пошли к воротам, где одиноко дожидалась их «восьмерка», сели в машину. Азарцев, выезжая, в последний раз кинул взгляд на свое «родовое гнездо».
«Чужое, – подумал он. – Это уже все – чужое».
– Что вы теперь будете делать? – спросил Гриша.
Азарцев пропустил рейсовый автобус и выехал на дорогу.
– Пойду по рукам. В смысле, буду звонить во все косметологические отделения. Куда-нибудь да пристроюсь.
– А мне Слава позвонил, – вдруг сказал Гриша. – С чужого телефона. Он где-то на юге.
– Вместе с Николаем?
– Нет. Я его спросил о дяде Коле, а он ответил, что ничего не знает о нем.
– А Слава зачем звонил?
– Говорил, что я могу к нему приехать, если захочу.
– А ты? – Азарцев подумал, что, если Гриша уедет, ему будет его не хватать. За последние недели он привязался к этому молчаливому мальчику.
– У меня в институте скоро сессия. Я почти не ходил. Вот если отчислят, тогда поеду.
«У него скоро сессия! Какой же я эгоист! – ужаснулся Азарцев. – Мальчишка должен учиться, а я мотаю его то по Москве, то за город, и он слова даже не скажет». Он вспомнил, как Гриша наводил порядок в их дешевой квартире, которую Азарцев снял в районе, очень далеком от центра и от его собственной, как Гриша встречал его и кормил, и подавал чай, и ходил в магазины, и вообще вел все хозяйство. «Какой же я эгоист! – думал Азарцев. – Какой эгоист!»
– Завтра же ты пойдешь в институт, – сказал он. – Все узнаешь, сколько и какие у тебя задолженности, и будешь сдавать. Если будут нужны какие-то деньги – я тебе дам. «И вообще, – подумал Азарцев, – если я продам клинику, я смогу послать его учиться за границу. Я так и сделаю, нечего ему здесь сидеть».
Больница при комбинате была обычная, типовая, построенная еще в семидесятых годах, но по соседству с ней был выстроен новый кардиологический корпус. Шикарные операционные и комнаты функциональной диагностики, бассейн, тренажерный зал, сауна и даже медицинская библиотека – это была не только больница. Это был очаг медицинской культуры.
– Ну, лучше, чем в твоей Америке? – спросил его главный врач. Они приехали из Москвы вместе, в одном купе.
Там, в столице, уже вовсю на деревьях распускались почки, а таких снегов, какие были видны из окна его новой комнаты, Ашот не мог представить себе никогда. Причем на асфальте у веселеньких кремовых коттеджей снега уже тоже не было, как и в Москве. Но в лесу между огромными деревьями снег лежал еще кипельно-белый и совершенно не таял. Розовым он казался ввечеру от заходящего за лес солнца, а синим темнел под высоченными елями, словно специально высаженными полукругом, чтобы ограничить больничный поселок от города. С другой стороны домов, через поле, располагалась больница, и к ней по прямой вела хорошо укатанная машинами дорога. Со стороны же Ашотова окна темнел лес, в котором сосны с залитыми солнцем рыжими стволами соседствовали с необыкновенной красоты елями, а все мелкие деревца, вроде рябин, осин и кустарников, прятались в огромных сугробах почти до самых крон. Вдоль кромки леса голубела лыжня, а снегу в лесу было – целый океан! В поле же снег искрился и переливался на солнце так сильно, что глазам было больно смотреть даже из окна. В небе не было ни облачка, а вдалеке по полю кто-то носился на аэросанях, при каждом повороте оставляя за собой водопады снега.
– Боже! Неужели я тут буду жить? – с восторгом Ашот смотрел в оба свои окна, одно из которых смотрело на лес, а другое – на поле. – Я и не знал, что можно быть счастливым, просто глядя в окно на такую красоту.
Однокомнатная квартирка, которую ему отвел его спаситель, считалась гостевой, но как она понравилась Ашоту! Мебель в крошечной кухоньке будто игрушечная, в комнате светлый деревянный стол, такого же дерева кровать, тумбочка и шкаф. Еще два стула и торшер.
– Мне больше ничего и не надо! – сказал Ашот, когда они впервые с главным врачом зашли в эту квартиру. Дорожка ко входу в дом была аккуратно разметена, у подъезда красовалась огромная, но уже начавшая подтаивать на солнце снежная баба с ведром на голове. У крыльца стояли большие деревянные сани, в которых могло бы поместиться человек пять детворы, а к заборчику, который выступал из сугроба всего на каких-нибудь полметра, были прислонены четыре пары лыж всех размеров.
– Твои соседи! – кивком показал Валерий Николаевич на лыжи. – Сейчас на работе, вечером познакомишься. Муж, жена – оба врачи, двое детей. Хорошая семья. Я тебе говорил про них, они из Красногорска. – Главный врач повернул ключ в замке, впуская Ашота в предназначенную для него квартиру. И как только Ашот увидел это небольшое, но залитое солнцем пространство, янтарный деревянный пол и лес за окном, он не выдержал и обнял своего спасителя.
