– Здравствуй, Толик!
Он сразу узнал ее и испугался. Просто так сюда никто не приходил.
– Клара? Почему только сейчас? – Он смотрел на снимки и перевел взгляд на Клару с Ниной.
– Это моя младшая дочь.
– Я тебя немедленно госпитализирую, – в его голосе звучала тревога и любовь.
Он подошел, ласково взял Клару за руки и посмотрел ей в глаза:
– Я сделаю все возможное... И невозможное... С операцией тянуть нельзя.
Клара не ощущала сейчас к Толику ничего, кроме доверия как к коллеге. Она знала, что лучше его хирурга нет.
Пока ее оформляли, она сказала Нине:
– Сегодня ты позвонишь Владику! Я хочу быть на вашей свадьбе.
– Хорошо, мамочка, – со слезами в голосе пообещала Нина.
– Конечно, я все сделаю, только чтобы ты не волновалась.
Вечером Нина уже сидела с Владиком на кухне и пила чай. Дедушка Яша играл с Фаинкой. Молодая женщина рассказывала однокурснику, как прозевала из-за своего эгоизма болезнь мамы.
– Нина, я готов взять отпуск и посидеть с Фаиночкой. А ты будешь выхаживать маму после операции. – Он обнял потными ладонями лицо Нины и поцеловал на правах будущего мужа. В эту же ночь он остался у нее...
Клару оперировали три часа. Потом вышел профессор Птенцов и позвал Нину:
– Я сделал анастомоз кишечника, чтобы снять непроходимость. Опухоль проросла в печень и уже неоперабельна.
– Сколько?
– Я полагаю, два месяца, не больше. Иди домой, двое суток она будет в реанимации... И еще вот что... вызови Светлану...
Нина ничего не ответила. Она вернулась домой, где царил идеальный порядок и уют, созданный мамой, и ей захотелось завыть в голос.
– А вот и Ниночка пришла, – Владик вынес на руках вырывающуюся Фаинку. И сразу все понял. Притихла и девочка, поставленная на пол.
– Что, так плохо?
Нина не ответила, прошла в комнату и одетая легла на кровать. Она уснула, как только коснулась головой подушки.
Когда она открыла глаза, то увидела перед собой небритого и встревоженного Владика.
– Ты проспала ровно двое суток. Я даже кофеин тебе вводил. Это был какой-то летаргический сон.
Нина резко встала, голова закружилась, она приняла душ и поехала к маме. Она чувствовала себя виноватой в ее болезни. Домой Нина не приходила, только звонила. В который раз дочь оценила мудрость мамы, которая за нее все решила. Ведь если бы не Владик, то она даже представить не могла, что бы было сейчас с Фаиночкой.
Впервые Клара вела себя как эгоистка. Она держала Нину за руку и не отпускала от себя. Нина питалась сухомяткой и пила больничный кипяток из чайника на столике у кухни. На очередном обходе профессор сказал Кларе:
– Мы вас выписываем. Дома процесс выздоровления всегда идет быстрей.
В коридоре он взял за руку Нину:
– Крепись, девочка! А где Света?
– Она не может получить визу в Россию.
– Наверное, я так и не увижу свою дочь...
Дома Нина, делая очередную перевязку, испугалась, шов вдруг начал расходиться. Пораженная раком ткань расползлась под руками.
– Доченька, ты меня перебинтуй сегодня хорошо! Ко мне Петенька приедет. Он останется у нас ночевать... Не смотри на меня так. Пока я жива, мне это нужно.
– А что ты ему сказала? Какая операция у тебя была?
– Не волнуйся. Я сказала, что удалили желчный пузырь. Пришлось все разрезать. Ай, да ладно!
Ночью Нина с Владиком обсуждали дату свадьбы.
– Через месяц. Хочу гостей пригласить, – мечтательно сказал он.
– Нет, дорогой, через неделю и никаких гостей.
– Ну, хорошо...
Нину бесило, что он со всем соглашался.
– Знаешь, я решил Фаинку удочерить. Звонил Юра, мы все обговорили. Он даст отказ от дочери.
Нина даже задохнулась. У нее начался приступ астмы.
– Как? Как можно отказаться от своего ребенка? – задыхаясь, говорила Нина.
– Ну, что так разволновалась? Я думал, тебя это обрадует... – удивился Владик.
Через неделю они расписались. Клара была рада, что теперь обе ее дочери наконец пристроены. И она начала догорать, как свеча. Никакие события ее больше не волновали... Новый год встретили тихо, скромным застольем. Сразу же после невнятной речи Брежнева и боя курантов стали расходиться спать.
Клара смотрела мутными глазами на дочку, внучку, отца, зятя и ничего не видела. Петр уже все знал о ее болезни и перешел жить к ним. Надо отдать должное его мужеству – он ложился спать с умирающей любимой в одну постель.
Даже профессор Птенцов приехал навестить Клару.
– Мы все в жизни делаем ошибки и верим, что наши дети их не повторят. Не сердись на меня, Толик. Ты единственный, кого я страстно любила, а жизнь прожила с другим. В чем-то, наверное, мой Гриша чувствовал безответность, поэтому его сердце и разорвалось... Ниночка, позови всех. Я хочу вас видеть перед сном...
В эту ночь рядом с мужчиной, который был ей предан до конца, она перестала дышать...
Свету не пустили на похороны, но она прислала вызов Нине в Израиль.
Нина похоронила маму рядом с отцом.
На поминках она налила себе полстакана водки, выпила залпом и сказала:
– Сейчас мы попрощались с моей мамой. У меня никогда не было и больше не будет такой подруги, как она. Только моя мама могла вдыхать жизнь во всех окружающих ее людей. Она была особенной женщиной. Но сегодня вы прощаетесь и со мной. Мы все уезжаем в Израиль.
Нина и не знала, что очень скоро закончится и сама эпоха, с которой были связаны судьбы ее матери и отца. Новая жизнь наступала не только у нее, но и у всей страны.
Спустя двадцать пять лет Нина стала известным врачом в Израиле, ученым с мировым именем, и три ее дочери сегодня гордятся ею, как когда-то она гордилась Кларой.
Она с сестрой и детьми часто бывает в России, навещает родню в Петербурге. Страна и город сменили имена, но не стали для Нины, Светы и их детей чужими. Старшая сестра встретилась с отцом, однако общения не получилось: они не почувствовали своего родства, не знали, о чем говорить друг с другом. Идти знакомиться с родней не захотела. Светлана еще раз поняла, кого она потеряла, оставшись без матери и отчима. Вместе с Ниной они в каждый приезд приходят на кладбище – поклониться людям, давшим им жизнь и научившим жить.
И как Клара, в трудные минуты они дают своим детям уроки «ЛИКБЕЗА»: я хочу, чтобы эти уроки через много лет вы передали своим дочерям...
Ложь не всегда грех!
Михаил Шнеерсон
– Максим, не забудь покормить папу. Обед на столе... – фраза оборвалась, словно ее обрубила резко хлопнувшая дверь.
Артур лежал неподвижно, устремив взгляд в потолок. Все, что ему теперь осталось, – это думать. Мучительный недуг – рассеянный склероз, медленно убивающий его, сделал его тело неподвижным. Артур хорошо знал своего врага «в лицо»: изучил эту страшную болезнь по монографиям и Интернету. Впрочем, он сам был весьма неплохим врачом, хирургом, и понимал, что смерть придет, когда болезнь парализует диафрагму.
