Темно-синий костюм, темно-синяя рубашка, черно-синий строгий галстук от Нино Ричи. Все подобрано так, чтобы его глаза излучали голубое сияние. А может быть, виной тому был вечер и поток предзакатного солнечного света, который затопил комнату и вызвал это сияние? Он появился в дверях со свертком под мышкой. Без слов. Без лишних движений. Его глаза пристально смотрели на нее, и она ощутила внутренний трепет.
— Это для меня? — спросила она.
— Для тебя, — сказал он и протянул сверток.
Там оказалось несколько книг — биография Арафата и история ООП. Кто есть кто, объяснил он. Это может ей пригодиться или просто покажется любопытным. Кроме того, «Сентиментальное путешествие» Пруста в новом переводе. Теперь, похоже, он начинал завладевать не только ее телом и душой, но еще и ее мыслями.
Им не понравилось на открытой веранде. Слишком много всяких мушек и мотыльков. Они расположились напротив распахнутых в сад с розовым цветником стеклянных дверей. Она держала в ладонях бокал с холодным шампанским, часто прикладывая его к щекам, которые не переставали гореть с тех пор, как он появился у нее в номере. С тех пор, как появился в ее жизни. Вот в чем дело.
Она надела очки и при близком рассмотрении сделала одно наблюдение, которое, впрочем, никак не уменьшало его привлекательности. В сравнении с прошлым разом Гидеон выглядел отнюдь не таким энергичным и цветущим. И тем не менее, она не удержалась, чтобы не поделиться с ним тем, что пришло ей на ум.
Для начала вот что. То, что случилось между ними, произошло чересчур поспешно. Такого с ней, вообще-то, не бывало. Не в ее привычках, скажем так, подобная поспешность. Конечно, согласился он, о чем разговор. И все же ей немного не по себе от этого.
— Что случилось? Почему тебе не по себе? — удивился он.
Она отнюдь не предполагала влипнуть во что-то такое. Она говорила какие-то слова. Слушала, как он говорит какие-то слова. Потом они перешли на напряженный шепот. Проигрыш ей обеспечен, если она позволит разговору развиваться в этом духе. Если у него сложилось впечатление, что она еще одна американская потаскушка, то он глубоко ошибается. Пусть он скажет — разве не так называют английские джентльмены американских женщин, которые проявляют в таких делах подобную поспешность?
— Ни о чем таком я вообще не слышал, — мягко сказал он. — Ничего подобного не происходило. По крайней мере, со мной.
Не очень-то часто случается в Тюильри такая удачная охота, а? Пусть он будет честным, пусть признает это. Ведь он, надо сказать, тоже изрядно постарался. Подумать только: подцепить женщину совершенно беззащитную, едва оправившуюся после развода, едва пришедшую в себя после того, как она стала свидетельницей террористической акции. Такой случай, ей богу, выпадает один на миллион.
Он был очень нежен. Он был очень искренен.
— Мне просто очень повезло. Повезло, что я нашел тебя.
Боже, как он хорош. Как он мил. Как она бы желала заткнуться и забыть обо всем.
— Так ты говоришь, Пруст?
Ей нужно было временно сменить тему, чтобы получить передышку в борьбе со своими сомнениями. Мадам Вердурин напоминает ей собственную мать. Как замечательно удалось Прусту изобразить тип подобных женщин. Несчастливых и поверхностных.
Ее ладонь легла на обложку толстой документальной книги об Арафате. В ней были главы о ее новом знакомом. Как мило со стороны Гидеона проявить такое внимание к ее занятиям. Однако она уже успела собрать достаточно материала. Во всей ее карьере это было самое серьезное и трудное дело. Но что действительно удивительно, так это то, что Карами вовсе не выглядит взволнованным и потерявшим здравомыслие. Совсем наоборот. Он прекрасно понимает, что его ожидает судьба кофейщика.
— Что ты имеешь в виду, говоря о том, что он это понимает? Он должно быть, подавлен? — спросил Гидеон, отпивая шампанского.
— Я думаю, он был бы расстроен, если бы о кофейщике узнала его жена. Во всяком случае, нет ничего неоыбкновенного в том, что одного из его людей убили израильтяне. Он это предвидел.
— А почему он думает, что это израильтяне?
Она откинулась в кресле.
— Он это не сказал.
— Ну, если это так, то очень скоро ты будешь делать репортаж еще об одном чрезвычайном происшествии.
— О чем ты?
— Разве он не захочет отомстить? Устроить еще один Рим?
— Он не очень-то откровенничает со мной о своих планах, — сказала Саша. — Мне лишь известно, что из-за этого случая в доме будет больше охраны. Он попросил у тунисского правительства полицейских из спецподразделений. А еще у него есть собака.
Секунду Гидеон пристально смотрел на нее.
— Ты очень занята своей работой, да?
— Просто мне никогда не приходилось сталкиваться с таким ужасным делом.
— Ты очень остро на все реагируешь, — мягко сказал он.
— На все? — спросила она и почувствовала прилив желания.
— Расскажи о собаке, если хочешь. Но сегодня больше ни слова об этом. Обещаешь?
— Обещаю, — ответила она. — У этой собаки лай под стать ее громадной пасти. — Он улыбнулся. — Это дрессированная собака. Она натаскана убить любого, кто приблизится к дому. — Желая сдержать слово, она переменила тему. — О чем я начала говорить тебе до этого?.. Мне кажется, что ты — это то, чего я меньше всего ожидала в моей нынешней жизни.
— Да, я именно тот, кто постарается сделать тебя несчастной и всячески осложнить твою жизнь.
Нет, ты должен возразать мне, черт тебя возьми! Не уклоняйся от борьбы за меня, прошу тебя!.. Однако он был холоден, слишком холоден, чтобы оправдываться. По крайней мере, вслух. Он так же не пожелал больше поддерживать ее глупых рассуждений на моральные темы. Его совершенно не интересовал Пруст и ее новый знакомый. Зато он заинтересовался этой проклятой собакой.
— Как ты думаешь, эта зверюга будет сидеть на цепи, когда ты там будешь со съемочной группой? Не лишусь ли я тебя из-за нее?
Она отрицательно покачала головой.
— Меня уверяли, что, когда мы будем там, собаку уберут. Кроме того, у нее есть кличка, с помощью которой ее можно остановить.
— Надеюсь, тебе она известна.
— Да, мистер Карами сказал мне.
— Не забудь ее, — предостерег Гидеон.
— Я уже забыла, — засмеялась она. — По крайней мере, как она звучит по-арабски. По-английски это означает «тихо».
Он переменил тему и вернулся к их отношениям.
— Мне бы хотелось, — сказал он, — исчезнуть и раствориться. И не досаждать тебе. В общем, все зависит от тебя. Я сделаю все, что ты пожелаешь… Но мне тебя будет ужасно не хватать, — добавил он.
— О чем мы, в самом деле, болтаем! — воскликнула она. — Через две недели я должна возвращаться в Штаты.
