Все устройство дома, расположения комнат до того копировало дом в Сиди Боу Сад, что в этом виделось что-то мистическое. Ступеньки, ведущие в подвальное помещение, цветник перед домом, а также двор — все было один к одному. За исключением, конечно, интерьера внутри. Видения холокоста по-прежнему красовались на стенах. Картины и графические работы Мириам показались Рафи и его товарищам трагическим, живым напоминанием о прошлом, а также предвестниками ближайшего будущего. Они, понятно, не слишком задумывались над эстетической стороной произведений. Они старались не думать о том, что два человека, жертвы последнего злодеяния Карами, жили в этих комнатах, где палестинец должен был быть теперь символически повержен. Никто из них не нуждался в дополнительном воодушевлении. Несмотря на то, что Гидеона не было с ними во время репитиции операции, они чувствовали почти физически, что он рядом — его дух и его боль.
Судно, управляемое двумя офицерами ВМС Израиля, должно было покинуть порт Хайфы в полночь. На его борту — одиннадцать коммандос, которые расположатся вокруг дома. Кроме них, на борту будут находиться Иорам, Бен и Яков, задача которых — прорваться в дом. Рони будет на берегу. Рафи останется на корабле, чтобы держать связь с министерством обороны в Тель-Авиве и коммандос в Герцилии, так же как и с Боингом-707, который будет кружить над районом и подавлять телефонную и радиосвязь во всей округе.
На судне, которое отчалит от израильского берега, будет четыре резиновых надувных лодки, снабженные надувными веслами, чтобы все это можно было быстро утопить в воде, когда судно отшвартуется. Два фургона «фольксвагена» и один «пежо» будут припаркованы недалеко от берега. Группа из одиннадцати человек, разместившихся вокруг дома, а также четверо тех, кто выполнит свою задачу внутри дома, достанут из воды лодки, соберут их и сложат вместе с веслами в одном из фургонов. Затем отправятся в Герцилию.
Заключительная часть пройдет, безусловно, не менее удачно. По пуле в голову каждому из охранников, включая пятерых тунисских полицейских. По пуле каждому из сидящих за экранами мониторов. Пулю собаке Швай-Швай. В общем, пулю каждому, кто только встанет на пути в эту ночь. Ну а затем — главная цель. Но это уж дело Гидеона. Ни одной царапины членам семьи, повторил Рафи, когда стоял на борту судна, а группа приготовилась к тому, чтобы занять места в надувных лодках и грести к берегу. Ни одного волоса не должно упасть с их голов. Восемьдесят минут — от начала операции до ее конца. Полтора часа — предельный срок.
Во время первой репетиции весь процесс занял сто тридцать семь минут. Сто семнадцать минут — в ходе второй. И только с девятого раза Рафи нашел результаты удовлетворительными. Сто семь минут. Впрочем, это был только первый день тренировок с использованием дома Гидеона в качестве логова Карами. На рассвете результат уже был девяносто шесть минут, причем условия эксперимента стали сложнее: группа голодна, замотана и готова растерзать своего начальника. Еще одна попытка — и заряд бешенства улучшил результат до восьмидесяти двух минут. Только тогда Рафи объявил перерыв и завтрак.
Никто не питал иллюзий, что акция закончится успешно и получит всеобщее одобрение. Нельзя было даже обещать, что после операции не повторится римская трагедия, а на стене дома в Сиди Боу Сад будет начертан победный лозунг. Вообще, ни у кого не было никаких гарантий… За исключением, конечно, Тамира Карами. Только у него была гарантия. Абсолютная гарантия того, что через три дня он будет мертв.
Саша очень удивилась, когда приехав в это утро с Берни на виллу, увидела, что тунисских полицейских, о которых говорил Тамир, на вилле нет. Только все те же пятеро палестинцев курили свои вонючие сигареты. Одеты, как обычно, — в поношенных костюмах и разбитых ботинках. Все они заботливо прижимали к себе автоматы «Калашников», словно баюкали младенцев. Четверо из них расположились вокруг виллы: двое у главного входа, двое у задней двери. Пятый сидел у колеса «мерседеса», который был припаркован перед домом.
Члены съемочной группы обменялись рукопожатиями с Тамиром и Жозеттой, после чего занялись выгрузкой оборудования из кузова автомобиля, а затем его сборкой на веранде, выходящей на море. Берни был осторожен и вежлив, говорил очень тихо. Саша тоже вела себя смирно.
— Сегодня утром мы около часу побеседуем, — объяснял Берни, — после чего прервемся для завтрака. Нам бы хотелось снять вас в доме вместе с детьми.
Саша заметила, что сегодня утром Жозетта выглядела бледной и нервной. Когда она брала сигарету, у нее дрожали руки.
— Прекрасно, — сказала она, — дочка вернется домой из школы около половины четвертого.
Тамир взял жену за руку.
— Сколько вам нужно времени, чтобы все подготовить и начать снимать?
— Где-то полчаса, — ответил Берни.
Тамир что-то сказал жене на арабском, потом обратился к Берни:
— Если вы не возражаете, я пока поднимусь к себе в кабинет, чтобы закончить кое-какие дела, а вы подготовитесь.
Он отпустил руку жены, что-то еще сказал на арабском, а потом, улыбнувшись Саше, пошел в дом.
— Саша, — обратилась к ней Жозетта, — вы выпьете со мной кофе?
— Я тебе нужна, Берни? — спросила она.
— Не сейчас, иди.
Возможно, Жозетта Карами выглядит обеспокоенной из-за того, что ждет начала съемки программы, которую увидят миллионы американцев, — подумала Саша, когда они устроились за кофе в дальнем углу веранды.
— Вы сегодня выглядите уставшей, — сказала Саша.
— Пожалуй, — ответила Жозетта, — да и вы тоже.
— Да, — согласилась Саша, вспомнив о том, как много раз в эту ночь он заключал ее в свои объятия, потом она засыпала у него на руках, а потом просыпалась, и они снова любили друг друга. — Вы сегодня плохо спали?
— Да, неважно, — сказала Жозетта, — телефон звонил всю ночь.
— По ночам звонят, чтобы сообщить дурные новости.
На лице Жозетты появилось озабоченное выражение.
— Так оно и есть, — она помолчала. — Муж очень обеспокоен за меня и за детей. Вообще-то, он не хотел, чтобы я знала. — Она закурила еще одну сигарету. — Наш кофейщик мертв.
— Мне очень жаль, — ответила Саша, но не могла не думать о Риме.
— Идет война, — сказала Жозетта, как будто это должно было все объяснить.
— Ужасная жизнь.
— Жить без надежды — еще хуже.
— Почему бы не найти компромисс, чтобы все это прекратилось?
— Нам предлагают провести выборы на оккупированных территориях, которые могут лишь ослабить влияние моего мужа. Израильтяне хотят видеть у власти послушную палестинскую марионетку.
