Тина обомлела от таких речей. Права?
– Какие права?! Молчи, и не раздражай, пока я тебе не засунула в рот кляп! У него, видите ли, есть права…
Она выскочила за дверь, оглушительно ею хлопнув. Постояла, прислушалась.
Скрипнула кровать, наверное, снова лег. Соврала Тина, что хочет спать, не уснуть ей теперь долго, а все потому, что надо обдумать ситуацию, которую создала своим упрямством и глупостью. Правда, тогда, после бала, идея ей казалась замечательной!
Несколько минут спустя, одетая в дорогу Тина вновь появилась на пороге. Георгий даже не повернулся к ней, лежал и глядел в стену.
– Мне придется тебя связать. Я уезжаю.
Он ничего не сказал. Тина принесла полотенца и старую простыню, попробовала ее на крепость. Сойдет.
– В туалет хочешь? – спросила девушка. – Советую сходить, я приеду не скоро.
Георгий с трудом встал, одернул измятые брюки, провел рукой по волосам.
– Готов, красавчик? – поторопила его Тина.
Георгий сверкнул глазами.
– Можно повежливей? Я не давал повода обращаться ко мне таким тоном.
– Хорошее воспитание, можешь поблагодарить папашу, – усмехнулась мучительница.
В глазах пленника засветилась надежда.
– У меня будет возможность с ним поговорить? – осторожно спросил он.
– Будет, будет. А теперь двигай во двор, – велела ему Тина, и Георгий картинно заложив руки за спину, вышел из дома.
На воле было пасмурно, и падал редкий снег. Георгий огляделся. Строения были похожи на дачный поселок, каких тысячами раскидано по ангельской области. За его спиной многозначительно кашлянула Тина.
– Ты будешь смотреть? – спросил он, расстегивая брюки и поворачиваясь к ней.
– Зрелище конечно бесподобное, – фыркнула девушка, и ответила, – а что мне остается делать, в данный момент руки твои я связать не могу.
– Тогда может сама, – издевательски предложил Георгий, снова сведя руки за спиной.
– Мечтатель.
Георгий хмыкнул и не пошевелился, пока Тина не отвела глаз в сторону, и не провернулась к нему спиной. Сильный толчок сбил ее с ног, она упала в снег, больно оцарапав щеку краем твердого снежного наста. Вскочить сразу не получилось, она неловко барахталась в снегу, скользя подошвой сапожек по наледи, когда услышала громкий окрик. Мужской голос, удивленно и в тоже время гневно крикнул:
– Твою мать! – и с разбега завалил беглеца в сугроб.
– Ой, Ванечка, как вовремя! – воскликнула, запыхавшаяся девушка, на ходу отряхивая варежкой налипший на джинсы снег.
– Ну, Тинка, ты даешь! – грозный Иван держал ослабшего Георгия как нашкодившего кота, за шкирку. – Я предупреждал тебя, что б не развязывала, не разговаривала, а ты что?
– Вань, ну он это… в туалет захотел, и потом сильно ты ему руки перетянул, я даже испугалась.
– Немного еще потерпел бы, до моего приезда, – он встряхнул тяжело дышащего пленника, и бесцеремонно потащил его в дом.
– А с туалетом? – вприпрыжку за ними и Тина.
– Потерпел бы, – был ответ.
– Вань, а как с ним дальше? Я совсем запуталась.
– Да помолчи ты, Тина! – шикнул на нее Иван, сверкнув глазами. Тинка понимающе кивнула в ответ. Георгий слышать не должен. Поцарапанная щека горела, Тинка сразу направилась к зеркалу. О, господи! Содранная кожа, выступающие мельчайшие капельки крови, сколько заживать будет…
– Ну, Гоги… – она направилась к пленнику, прихватив лежащие на столе полотенца.
Иван посмотрел на полотенца, на Георгиевы руки, вытащил из заднего кармана джинсов наручники и ловко, словно только этим и занимался всю жизнь, защелкнул один на запястье Айвазяна-младшего, другой браслет протянул за металлический каркас кровати. Тинка как зачарованная смотрела на его действия, Иван сдернул с пленника ремень, стащил брюки и примотал щиколотку Георгия к изножью кровати.
– Вот теперь все, без штанов никуда не рыпнется, – уверенно сказал Иван, и, потянув Тину за локоть, вывел из комнаты и спросил. – Что со щекой?
– Содрала, когда упала. Пройдет, ерунда, все равно не сниматься.
– Да уж, наворотила дел, куда теперь сниматься! Израилич припомнил все сорок колен израилевых, Михалыча чуть не забил, Федьку, однако, тронуть поостерегся.
Давид бледный ходит, достается ему больше всех, не уследил. Съемки, правда, на завтра назначены. Снимать будем оставшиеся сцены.
– Ничего, найдет дублершу. Зато скоро-скоро явиться к Бернсу папаша нашего красавчика. Я тут задумала кое-что, – снова обрела форму Тина.
– Опять? – вскричал Ванечка. – Я до сих пор не могу очухаться, как подняла меня среди ночи, и толком не объяснив, заставила таскать этот мешок костей.
Ванечка всех, кто, по его мнению, отличался стройностью, называл не иначе, как мешок с костями, поигрывая при этом внушительной мускулатурой.
– Вань, виновата я перед тобой, – покаялась Тина. – Втянула в авантюру, обернуться может для нас дурно.
– Ты чего, Тин? – потрепал ее по плечу Иван. – Не парься. Дряблов сказал – могила. Морду я кому хочешь набью, не посмотрю на заслуги. Айвазяну, значит Айвазяну. Отцу родному, то бишь Бернсу, – и тут же без перехода. – Валь, бросим к чертям эту б… жизнь, я тебя на руках носить буду…
– Ваня… Ваня! – возмутилась Тинка. – С ума сошел! Дряблов, ну ты фрукт, тьфу, перец! Обалдел совсем?! И ты туда же… Неужто тебя моя задница впечатлила?
– Ну, нет, что я жопы не видал? – искренне ответил Иван. – Душевная ты баба, Валь. Жили бы хорошо. Подумай, а?
– И ты хороший мужик, Ваня, только, извини, не буду я об этом думать, – категорично ответила Тина.
– Женюсь! – вдруг заявил Дряблов, и в доказательство стукнул себя кулаком в грудь.
– Эх, Ваня, мне за этого паразита надо замуж выйти, – горестно вздохнула Тина и кивнула головой в сторону комнаты, где, прикрытый пледом, лежал бесштанный принц, – да так, что б звон до самой Москвы стоял!
– Ну и зачем тебе этот задохлик? Деньги папашины? Вот все вы бабы такие, только бабки вас и интересуют.
Тина дернулась плотнее закрыть дверь, ведущую в комнату пленника.
– Не нужны мне их деньги, а вот им моя слава, ох, как пригодится! – ответила она на упрек Ивана.
– Не пойму я тебя, зачем связываешься с Айвазянами? Добро бы были такие, ну хоть как наш Израилич, душа человек, ну разве что Михалычу наподдаст… А эти, морока одна, убьют и никто не узнает… -…где могилка моя, – закончила за него Тина. – Вань, я серьезно хочу стравить этих собак. Ославить, вытряхнуть кошельки, хочу, чтобы они почувствовали как это, когда твоей жизнью управляют другие, а захотят и вовсе отберут. Ты, Ваня, знаешь, что я подругу похоронила?
– Знаю.
– И еще одного человека, – Тина сглотнула слезы, – а Ветка всю жизнь проведет в инвалидной коляске. А знаешь, каково это красавице в инвалидной коляске? Я тебе скажу – лучше умереть. А эта сволочь даже убить нормально не смог. На троих денег не хватило?!
