class="p1">У Григория Владимировича заблестели глаза:
– Значит?!
– Пока ничего сказать не могу, – перебиваю свекра. – Не знаю, как поступить правильно.
– Так… как подсказывает сердце, Ксения.
Я смотрю на мужчину, а у самой в груди сердце трепыхается, как у птички, взявшей высоту больше, чем она себе могла позволить по силам. Мышцы от напряжения сводит судорогой. В горле застревает ком.
– Это не так просто, Григорий Владимирович, – отвечаю сдавленным голосом.
Мужчина, обнимая меня за плечи, притягивает к груди. Я слышу, как гулко бьется его огромное сердце о каменную грудную клетку.
– У вас еще может все получится, Ксюш. Я в это верю.
– Шанс правда есть? – голос матери дрожит, на глазах появляются слезы.
– Шансы есть практически всегда, – отвечает врач, тщательно рассматривая черно-белый снимок. – И, как вы понимаете, все зависит не только от навыков доктора, но и от того, насколько сама идея операции и восстановления близка пациенту.
– За мое состояние не стоит переживать. Только идиот не захочет снова встать на ноги.
– Игнат, я в вас и не сомневаюсь, – ухмыляется мужчина.
– Говорите прямо, как есть. Я готов услышать правду.
– Шансы невелики, – правда тяжелым булыжником прибивает к кровати. – Но попробовать пересадку стоит. Все будет зависеть от вашего организма. Объясню просто: насколько он окажется восприимчивым к принятию чуждого сустава.
– Будем надеяться на лучшее. Да, сынок?! – мать сжала мне ладонь.
– А нам другого не остается, – уголки рта врача тянутся вверх. – Значит, все решено, – отложив снимки, врач хлопает себя по карманам, достает ручку. – Это примерная сумма, которая потребуется для операции, – черкнув шестизначное число, врач протягивает записку матери. Даю вам два дня для подготовки.
– Хорошо, доктор, – кивает мать, и прячет записку в карман. – Мы будем готовы.
Врач уходит, оставляя нас наедине
– Сколько? – сухо интересуюсь, хотя уже заранее понимаю, что сумма не такая уж и большая. Потянуть сможет среднестатистический айтишник с окладом в две с половиной тысячи баксов.
– Я думала, сумма будет гораздо больше. У меня есть эти деньги. Так что, не думай о деньгах. Сосредоточься на себе.
Мать поправляет постель, подходит к шкафу, достает сумочку.
– Я ненадолго уеду, – мать устало двигается по палате.
– Телефон положи рядом, – прошу сухо. – И… не приезжай сегодня. Побудь дома. Отдохни. Ты выглядишь ужасно.
– Еще успею. Вот тебя вытащим, тогда и отдохну.
Спорить не стал. Ибо бесполезно. Я уже не первый раз получаю такой ответ на свое предложение. Ну, что ж. Остается только пожелать матери выдержки.
Прежде чем уйти, мать сделала все, о чем я ее просил. Обещала скоро вернуться.
Как только за ней захлопнулась дверь, взял телефон, набрал отцу.
– Да, сын. Что нового?
– Операция будет. Денег нужно. Мать вроде бы сказала, что у нее есть, но я не хочу, чтобы она тратила свои сбережения.
– Насчет денег не волнуйся. Это не проблема.
– Пап, – замолкаю, обдумывая как бы ему сказать.
– Ну, говори уже. Чего молчишь?
– Я знаю, что ты с матерью не общаешься, но ей сейчас нужна поддержка. Попробуй с ней хотя бы общий…
– Не получится, Игнат. Можешь не подбирать слова. Я уже пробовал. Лиля не идет на контакт.
– Понял. Ладно. Не буду тебя отвлекать.
– Ты не отвлекаешь, Игнат. Я пока в офисе. Дела твои уже замучился разгребать. Пора бы уже как-то возвращаться к работе, сын. Хотя бы возьми ту часть, что можно делать дистанционно.
– Я подумаю, пап, – хмурю лоб, понимая, что отец таким образом пытается расшевелить меня.
Да я и сам бы рад. Думает, наверное, что я сдался. Но это не так. Я за этот месяц, что валяюсь на койке, пропитанной больничными запахом, уже привык жить с той болью, которая сковывает все тело всякий раз, когда пытаюсь сделать хоть какое-то движение. И поэтому прозвучавшее сегодня такое долгожданное предложение об операции побудило воспрять духом.
– Я еще вот что хотел спросить. Кира к тебе просится. Может, мы приедем перед операцией? – с каким-то непонятным ожиданием спрашивает отец.
– Я буду рад, – признаюсь честно, я уже соскучился по Кире, давно ее не видел. – Вы вдвоем приедете?
– Если ты имеешь в виду Ксению, то я с ней уже давно не общался. Да что там давно, последний раз был как раз в тот день, когда забирал ее из больницы, – отец споткнулся на слове, замолчал, хотя я даже на расстоянии смог почувствовать, что он мне что-то не договаривает.
– Пап, что-то случилось? – первым нарушаю тишину.
– Нет… Точнее… Игнат – это не мое дело. Ксения, если посчитает нужным, сама тебе расскажет. Так тогда… Завтра к тебе приедем?! Ты там поговори с Лилей, пусть она на время уйдет… Хотя… Ладно. Я сам.
Мы быстро прощаемся. Да что уж, отец, дабы избежать моих расспросов, отключается от разговора почти тут же, оставляя меня в тревоге. Несколько раз порываюсь позвони жене, но так и не решаюсь. Отвык быть настойчивым. Да и в том состоянии, в котором сейчас нахожусь, чувствую себя не сильным мужчиной, не мужем, а овощем, который даже сесть по-нормальному не может.
В груди разгорается ярость. Воспоминания на мгновение кидают меня в тот день, когда случилась авария. Виню ли я этого мужика, который сбил меня?! Нет. Это не совсем так. Я, скорее, виню себя. Что медленно среагировал, что неправильно поступил. Сделал столько ошибок, которые и привели к тому результату, который сейчас имел.
Хотел бы я его наказать? Возможно, да. Но не сейчас. Сейчас я прикован к постели, а подставлять под удар жену просто не имею права.
Опускаю телефон. Сжимаю в пальцах. Руки прижимаю к бокам. Закрываю глаза. Снотворное вкупе с обезболивающими действует незамедлительно. Я мгновенно провалился в дремоту. Реальность становится вязкой. Сознание неясным. Только одна мысль, еще не успевшая размыться, продолжает пульсировать на периферии разума:
«Жену отпущу. Зачем ей нужен инвалид? Да и я не смогу жить с ней рядом, зная о том, что простила и осталась из жалости».
* * *
– Папа! – Кира, подходит к кровати, заглядывает с тревогой мне в лицо.
Сжимает своими тонкими пальчиками мои. Целует в ладонь.
