— У нас с ним договоренность. Я провожу выходной с его дочкой, а он мне помогает с ремонтом.
— С ремонтом?
— Ага. Клеит обои.
— Ах, ну да, обои.
— А ты взял и все испортил. Вот, кто мне теперь переклеит обои в коридоре? Ты?
— А может быть, и я. Неси свои обои.
— Ты серьезно?
— Серьезнее некуда.
* * *
Пока ободрали старые обои и убрали хлам в коридоре, мой энтузиазм прилично угас. Инициатива наказуема. Какой долбоеб вообще придумал такие обои? Нет, не так. Кто их мог купить. Валенок или Снежана? Сука, попробуй их еще состыковать. Обосраться с поклейкой обоев, когда этот долбоящер поклеил другие идеально — полное фиаско. Хотя, у валенка они были без рисунка.
— Если ты не умеешь, не надо. Я переживу без обоев в коридоре. Правда жаль, что старые обои ободрали. Вере не понравится.
— По-твоему, я рукожопый?
— По-моему, у тебя классные руки, — улыбаясь произносит Снежана и тут же откусывает яблоко. Кыш отсюда.
— Яблочко будешь?
— Не буду.
Зараза. Как будто специально стоит над душой и смотрит на то, что я делаю.
К вечеру я выдохся так, как будто пахал неделю без отдыха. Но результатом, как ни странно, доволен.
— Точно не из жопы растут, — резюмирует Снежана, осматривая мой шедевр. — А ты не мог бы еще вставить новую лампочку, так как эта тусклая, и кое-что собрать.
— Что?
— Комод.
— Мог бы.
— Но не будешь.
— Буду. Давай свою лампочку.
Прекрасный день. К глубокому вечеру моя спина просто воет, а плечи на хрен отваливаются.
— Ну все, пойдем кушать, — тянет меня за руку и как только мы заходим на кухню, в нос ударяет знакомый запах.
Это конец. Печенка. Мало того, что выходной провел за поклейкой обоев, которые мне на хрен не сдались, так она еще и подсовывает мне печень, которую я на дух не переношу. Кладет на тарелку гречку, а затем берет сковородку с гадостью и почему-то стопорится. Да, правильно, выкинь ее на хрен. А счастье было так возможно.
Смотрю на свою тарелку и охота блевать, но я стойко подношу печенку ко рту. Каким-то чудом проглатываю положенные куски.
— Вкусно?
— Да.
— Оцени по пятибалльной системе.
— Пять.
— Давай ещё добавки? — ну давай, чтобы я тут загнулся на хрен.
— Давай.
Вновь кладет мне эту дрянь на тарелку, и я подношу очередной кусок ко рту. Но съесть не успеваю. Снежана выхватывает мою вилку.
— Ну все, Даниил Леонидович. Я вас поздравляю.
— С чем?
— С тем, что ты точно в меня влюбился.
— С чего это?
— Есть печенку, да еще и добавку человеку, который ее ненавидит — это надо сильно в меня влюбиться.
— Ты знаешь, что я не люблю печенку?
— Ага. Таня говорила. Но я забыла и вспомнила только сейчас.
— Вспомнила она, блин.
Встаю их-за стола и наливаю себе стакан воды. Залпом выпиваю, чтобы убрать привкус этой гадости.
— А когда влюбился в меня?
— Изыди, женщина.
— Как-нибудь в другой раз.
Встает из-за стола и, потянувшись на носочках, тянется к моим губам.
Глава 45
Глава 45
Не переставая целовать меня, закидывает руки мне на шею. Я же, не отрываясь от ее губ, сжимаю одной рукой аппетитную задницу, второй пробираюсь под кофту. Оглаживаю спину и, не дожидаясь, пока Снежана не одумается, что мы не в кровати, перемещаю обе руки на ее талию и усаживаю на свободный край стола. Стягиваю с нее кофту, и она тут же упирается ладонями мне в грудь.
— Нет, давай не здесь.
— А что так? Для секса существует только кровать? — усмехаюсь ей в губы.
— Можно и стол, наверное. Но точно не этот. Я его сломаю, — кто-нибудь сверху, выбейте уже дурь из ее головы. — Как я потом Вере буду объяснять, что я на нем делала?
— Купим новый и ничего не придется объяснять. Я настаиваю. Хочу тебя развратить на столе.
— Ну, нет.
Ладно, что, я, собственно, творю? Ну, стесняется. Пока. Тут же одергиваю себя, осознавая, сколько прошло времени.
— Пойдем в мою комнату, — слезает со стола, который, надо признать, реально хлипкий, и берет меня за руку. Тянется к выключателю, нажимает на него, и мы проваливаемся в темноту. Супер.
— Не хватает только навернуться. Свет нельзя было оставить?
— Нет, конечно. Столько электроэнергии набежит. Я потом Вере не объясню, куда столько потратила, учитывая, что должна ночевать в выходные у тебя.
— А она еще и это считает?
— А то. Привычка экономить, когда денег нет.
— А ты в курсе, что ее зарплата с новым начальником ну как минимум увеличилась в раза три?
— Я живу в ее доме и интересоваться ее новой зарплатой, слишком нагло с моей стороны.
— В принципе резонно.
В своей комнате Снежана на удивление включает хотя бы торшер. Не ярко, но сойдет. Подталкивает меня к кровати и принимается стягивать с меня джемпер.
— Давай ты сверху.
— Нет. Я не умею, — в панике бросает Снежана, не зная куда деть взгляд.
— Я научу.
— Ученица из меня так себе. Да и я раздавлю тебя.
— Хватит нести ересь.
— Ну можно в другой раз?
— Нельзя. Тем более я не смогу сверху.
— Почему?
— Да мало ли извергну на тебя печенку.
— Шутишь?
— Нет.
— Но, если что будет не так, я не виновата.
— Конечно. Всегда и во всем вини меня.
— Ладно, но ты будешь голым, а я одетой.
— Чего?
— Того.
Подталкивает меня на кровать. Сама же принимается стягивать с себя носки и джинсы. Поворачивается ко мне спиной и следом снимает лифчик. Тянется к комоду и…надевает черную шёлковую сорочку. Купили на свою голову. Ну что ж, инициатива дерет инициатора. Вид, конечно, впечатляющий, особенно с распущенными волосами, но обнаженная грудь всяко лучше куска, пусть и красивой, ткани.
И тут во мне возмущается обиженный мальчик, которого лишают «конфетки».
— Так, стоп. Нет, — останавливаю ее я.
— Что нет?
— Я хочу видеть твою грудь.
— Ну захочешь, спустишь лямки.
— И в чем смысл одеяния?
— Потому что я так хочу.
— Знаешь, надо трахнуть тебя в общественном месте.
— Еще чего.
— Надо, надо. Просто мечтаю довести тебя до состояния, в котором ты не будешь думать, как выглядишь и что делаешь. К сексу вообще нельзя относиться серьёзно. А ты пытаешься это делать.
— Не-не-не, щас тебе будет игривая несерьезная кошечка, проявляющая инициативу.
Дабы не спугнуть настрой «кошечки», собираю все силы, чтобы не ляпнуть что-нибудь лишнее. А это становится сложнее, когда Снежана нагибается ко мне, хватается за ремень и тянет меня на себя. Возвышаюсь над ней, пытаясь сдержать улыбку от того, что у Снежаны не получается расстегнуть ремень.
— Скользкий гад.
— Я?
— Ремень.
— Помочь?
— Еще чего. Я сама.
После уверенного «я сама», она ловко расправляется с ремнем и наконец стягивает с меня штаны.
— Я понимаю, что это несексуально. И в кино этого не показывают, но они не исчезнут сами собой. А с ними я не хочу. Будем считать, что ты этого не видишь.
Держать язык за зубами становится все сложнее, в особенности, когда она принимается стягивать с меня носки. Ну да, в кино этого и вправду не покажут. Когда я остаюсь в одних боксерах, Снежана стопорится и закусывает губу. Отнюдь не для того, чтобы выглядеть сексуально, скорее для того, чтобы сделать себе больно.
— Так не пойдет.
— Что? — недоуменно интересуется она.
— Боишься?
— Тебя? Нет.
— А чего боишься?
— Опозориться, — не задумываясь бросает Снежана. Просто и без наигранности.
— Ну ты и дурашка. Иди сюда.
Тяну ее за руку и усаживаю к себе на колени. Хочу сказать какие-нибудь ободряюще слова, но в голову, как назло, ничего дельного не лезет. Правда, Снежана, судя по тому, что сама начинает меня целовать и не настроена на разговоры.
— Обещай, что ты не будешь смеяться, если я что-то сделаю не так, — шепчет мне на ухо и сама того не осознавая начинает елозить на мне, не прекращая покрывать хаотичными поцелуями щеки, шею. И только сейчас до меня доходит, что она говорит.
