– Если я понадоблюсь, я у себя, – прошептала Рафаэлла и медленно спустилась в холл.
Бедный Джон Генри, он действительно влачил жалкое существование. Но Рафаэлла видела несправедливость не в том, что он все еще жил на этом свете, а в том, что он пережил несколько ударов. Не будь их, то даже в его возрасте он мог оставаться в хорошей форме. Конечно, не в той, в какой был лет в пятьдесят – шестьдесят, но все-таки он мог еще быть жизнерадостным, веселым и деятельным. Но получилось иначе, и он имел лишь то, что имел. Его жизнь угасала.
Она медленно вошла в свою комнату, думая о муже, и постепенно ее мысли переключились на другое. Она думала о своей семье, которая отмечала Рождество в Санта-Эухении, об отце и незаметно для себя стала вспоминать о прошлом Рождестве в доме у Александра. И в сотый раз за этот день она вспомнила слова Алекса, которые он сказал на побережье: «Я буду ждать… Я буду ждать…» Его голос так и звучал у нее в голове. И сидя одна-одинешенька в своей комнате, она гадала, на самом ли деле он был сейчас дома. Была половина восьмого, час, подходящий для официальных визитов, и она вполне могла пойти прогуляться. Вот только куда принесут ее ноги? А что, если пойти к нему? Глупо? Или нет? И стоит ли это делать вообще? Она знала, что не стоит, что ее место здесь, в огромном пустынном особняке Джона Генри. Время шло, и внезапно она почувствовала, что не может не пойти, пусть хоть на минутку, хоть на полчаса, только чтобы взглянуть на него. Она понимала, что это сумасшествие, но в половине девятого решила идти. Она была не в состоянии оставаться дома ни одной минутой дольше.
Рафаэлла быстро набросила красное шерстяное пальто на простое черное платье, надела высокие узкие черные сапоги, набросила на плечо черную кожаную сумку, наскоро расчесала волосы. Ее сердце колотилось от радостного ожидания, она осуждала себя за то, что идет к нему, и улыбалась, представляя его лицо, когда он откроет дверь. Она оставила записку, что вышла погулять и, возможно, зайдет к друзьям на огонек, на случай если ее хватятся. И как на крыльях полетела к маленькому домику, в котором не появлялась уже пять месяцев.
Увидев этот дом, Рафаэлла остановилась и долго стояла и смотрела на него. У нее было чувство, что она потерялась в чужом городе и теперь, через полгода, нашла дорогу домой. Даже не пытаясь сдержать улыбку, она перешла улицу и позвонила. За дверью послышались быстрые шаги. После небольшой паузы дверь открылась, и она увидела Алекса, боявшегося поверить своим глазам. Наконец он улыбнулся ей в ответ.
– С Рождеством! – сказали они хором и расхохотались. Он с поклоном пригласил ее войти:
– Добро пожаловать домой! Она вошла, не сказав ни слова.
Теперь гостиная была обставлена по всем правилам. Алекс и Мэнди сами подбирали предметы обстановки, объездив множество аукционов, распродаж, магазинов, художественных галерей и антикварных лавок. То, что у них получилось, являло собой сочетание раннего американского стиля и стиля французской провинции. Стены были отделаны декоративным мехом, гостиную украшали репродукции французских импрессионистов, большое количество серебра и керамики, а также старинные книги. На каждом столе стояла огромная ваза с цветами, и в каждом углу росли комнатные растения. Обивка была кремового цвета, маленькие декоративные подушки тоже были отделаны мехом. Несколько подушек Аманда связала своими руками специально для Алекса.
После его разрыва с Рафаэллой она еще больше привязалась к дяде, чувствуя потребность заботиться о нем. Тем более что больше некому было это сделать. Она ворчала на него за то, что он плохо ест, ему не хватает витаминов, не высыпается, ездит слишком быстро и не следит за садом. В свою очередь, Алекс подшучивал над ее мальчиками, говорил, что она не умеет готовить, не умеет краситься и одеваться, и непостижимым образом помогал ей чувствовать себя самой симпатичной девчонкой на свете. Они вместе вели хозяйство, и, переступив порог, Рафаэлла сразу ощутила тепло и уют, которые исходили даже от стен этого дома.
– Как у вас уютно, Алекс!
– Правда? В основном всем этим занимается Мэнди после школы.
Он гордился своей племянницей, и хотя она была далеко, они чувствовали легкое облегчение, заговорив о ней. Словно они были не одни. А Рафаэлла немного побаивалась, что Алекс пригласит ее посидеть у камина в спальне, воспоминания о которой слишком волновали ее. Впрочем, ей не хотелось идти ни в кабинет, ни даже в кухню. Эта гостиная была такая уютная, и она ни о чем не напоминала.
Алекс предложил ей кофе и коньяк. Рафаэлла согласилась на кофе, отказалась от выпивки и села на маленький диванчик, любуясь обстановкой. Через минуту он вернулся, и она заметила, что, когда он ставил чашку на стол, его руки дрожали не меньше, чем у нее.
– Я не была уверена, что застану тебя дома, – начала она неловко, – но решила все-таки заглянуть.
– Я же сказал, что буду дома. – Он серьезно смотрел на нее. – И сдержал слово, как видишь.
Она кивнула и отхлебнула горячего напитка.
– Как отпраздновал Рождество?
– Хорошо, – улыбнулся он, пожав плечами. – Для Мэнди это было настоящим событием, мама приехала за ней, чтобы забрать на Гавайи. Она обещала ей эту поездку уже целую вечность, кажется, они развлекутся на славу. Мама только что закончила новую книгу и нуждается в отдыхе. Как говорится, старость – не радость.
– Это ты о своей матери?
Он удивил и рассмешил Рафаэллу.
– Она никогда не состарится. – И она рассказала ему новость, о которой не успела сообщить на берегу.
– А у меня тоже выйдет книга. – Она покраснела и засмеялась: – Конечно, это не настоящий роман.
– Твоя книга для детей? – Он искренне обрадовался за Рафаэллу.
– Мне сообщили об этом пару недель назад.
– У тебя уже есть свой агент?
– Нет. Это пробный шаг начинающего автора. Они смотрели друг на друга и улыбались.
– Я рад, что ты пришла, Рафаэлла. Я давно хотел показать тебе эту комнату.
– А я – рассказать о своей книге.
Они болтали, точно старые друзья после долгой разлуки. А что же дальше? Прошедшего не вернешь. Рафаэлла знала это. Слишком много проблем могло возникнуть – с Кэ, с ее отцом, матерью, Джоном Генри. Жаль, что она не могла поделиться с ним кошмаром прошедшего лета.
– О чем ты думаешь?
Она задумчиво смотрела на огонь в камине, и вид у нее был подавленный.
– О прошедшем лете, – ответила она со вздохом. – Это было не лучшее время в моей жизни.
Алекс кивнул и грустно улыбнулся:
– Я так счастлив, что ты вернулась и мы можем поговорить. Тяжелее всего мне было пережить… что я не могу перемолвиться с тобой даже словечком… что не увижу тебя, когда вернусь вечером домой. Мэнди сказала, что для нее это тоже было самым трудным.
