– Прости… ради Бога… прости… – Она снова подняла на него глаза, полные слез. И боль, которую он прочитал в ее глазах, толкнула его упасть на колени.
– Если бы ты знала, как я люблю тебя!
Рафаэлла отвернулась и прошептала:
– Алекс, не надо…
Но он взял ее за руку и повернул ее лицом к себе.
– Ты слышишь? Я люблю тебя. И тогда любил, и сейчас, и буду любить всегда. Возможно, я не совсем тебя понимаю, может, мы и правда слишком разные, но я постараюсь тебя понять, Рафаэлла. Я смогу, только дай мне шанс.
– Зачем? Почему ты должен довольствоваться половиной, если можешь получить от жизни все сполна?
– Так вот в чем дело?! – Иногда ему приходила в голову такая мысль, но он не мог понять, почему она оборвала их отношения так резко. Здесь должна была быть еще одна причина.
– Частично, – честно ответила она. – Я не хотела тебя ни в чем обделять.
– Мне нужна только ты, – произнес он нежно. – Мне не нужен никто, кроме тебя.
Рафаэлла покачала головой:
– Но это невозможно. Это было бы неправильно.
– Да почему, черт возьми? – В его глазах засветился недобрый огонек. – Почему? Потому, что у тебя есть муж? Как ты можешь отказываться от всего ради человека, одной ногой стоящего в могиле, ради человека, который, как ты сама говорила, всегда желал тебе счастья и, может быть, любит тебя так глубоко, что способен предоставить свободу?
Алекс уже знал, что Джон Генри предоставил полную свободу Рафаэлле. Но у него не хватило духу рассказать ей об их встрече. Он видел, что она на пределе своих душевных сил, и ему казалось немыслимым добавлять ей лишнее волнение.
Рафаэлла его не слушала:
– Это не имеет значения. Лучше ему или хуже… здоров он или болен… до той поры, пока смерть не разлучит нас. А не скука, не удары и не ты, Алекс… Я не могу отказаться от своих обязанностей ради этого.
– К черту твои обязанности! – взорвался он.
Рафаэлла вздрогнула и снова покачала головой:
– Если я не буду отдавать ему всю себя, без остатка, он умрет. Мне сказал об этом отец, и он был прав. Даст Бог, он еще поживет на этом свете.
– Но ведь от тебя уже давно ничего не зависит, черт побери! Или твой отец будет помыкать тобой всю жизнь? Или ты собираешься похоронить себя заживо под своими «обязанностями»? А как же ты, Рафаэлла? Чего хочешь? Ты хоть раз подумала о себе самой?
Дело было в том, что именно этого она старалась не делать. О себе-то она как раз и хотела забыть.
– Ты не понимаешь, Алекс, – ее едва было слышно. Он сел рядом с ней на бревно, так близко, что ее забила дрожь.
– Хочешь накинуть мой пиджак? – Она отказалась, а он продолжал: – Я ничего не понимаю. Этим летом ты совершила безумный поступок, пожертвовала слишком многим, чтобы искупить то, что считаешь страшным грехом.
Но она снова возразила:
– Я не могу так поступать с Джоном Генри.
Алекс никак не мог решиться рассказать ей, что главная проблема в ее жизни – отношения с мужем – уже разрешена.
– Как поступить, Боже мой? Проводить несколько часов в день вне дома? Ты решила приковать себя к его кровати?
– Можно сказать и так, по крайней мере сейчас. – И добавила, считая своим долгом рассказать ему: – Отец установил за мной наблюдение, Алекс. Он грозится обо всем рассказать Джону Генри. А это его убьет. У меня нет выбора.
– О Боже! – Он изумленно смотрел на нее. Единственное, о чем умолчала Рафаэлла, было то, что она всем этим обязана Кэ, его сестре. – Но почему он хочет это сделать?
– Сказать Джону Генри? Не думаю, что он это сделает. Но я не могу рисковать. Он так сказал, и мне ничего больше не остается.
– Но почему он следит за тобой?
– Мне все равно. Пусть следит, если хочет.
– И теперь ты сидишь и ждешь конца. Она закрыла глаза:
– Не говори так. Я не жду этого. Я не жду его смерти. Я просто делаю то, что делала последние пятнадцать лет – остаюсь его женой.
– А тебе не кажется, что некоторые обстоятельства слегка меняют ситуацию, Рафаэлла?
Она покачала головой.
– Ладно, не буду на тебя давить. – Он представил, под каким давлением она оказалась дома в Испании. Трудно поверить, но родной отец установил за ней слежку, угрожая разоблачением.
Алекс с трудом справился с яростью, которую разбудил в нем отец Рафаэллы, и заглянул ей в глаза:
– Давай оставим вопрос открытым. Я люблю тебя. И я хочу тебя. Я буду ждать сколько нужно. До завтра или десять лет. Моя дверь всегда открыта для тебя. Ты понимаешь, Рафаэлла? Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, но это просто сумасшествие. Ты должен жить своей жизнью.
– А ты?
– Я – другое дело, Алекс. Ты свободен, а я замужем.
Они посидели молча, радуясь близости друг друга. Рафаэлле очень хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно, но уже смеркалось и начинал опускаться туман.
– Он продолжает за тобой следить?
– Не думаю. Для этого нет причин.
Она улыбнулась, и ей очень захотелось прикоснуться к его щеке. Но она не могла себе этого позволить. Никогда-никогда. А он совсем сошел с ума. Глупо сидеть и ждать ее всю оставшуюся жизнь.
– Пойдем. – Он поднялся и протянул ей руку. – Я провожу тебя до машины. Или этого лучше не делать?
– Лучше не надо, – с улыбкой ответила она, – но ты можешь проводить меня до полдороги.
Уже темнело, и ей не очень-то хотелось возвращаться одной в темноте. Она вопросительно взглянула на него, приподняв брови, ее глаза еще больше выделялись на осунувшемся лице.
– Как Аманда?
– Скучает по тебе… почти так же сильно, как я. – Он мягко улыбнулся.
– Как она провела лето? – Рафаэлла не улыбнулась в ответ.
– Она прожила у Кэ почти пять дней. Моя драгоценная сестрица планировала, что целый месяц будет демонстрировать ее избирателям. Мэнди посмотрела на всю эту кухню и решила убраться подобру-поздорову.
– Она вернулась домой?
– Нет, мама взяла ее с собой в Европу. Кажется, они неплохо провели время.
– Разве она тебе ничего не рассказывала?
Он посмотрел на Рафаэллу долгим взглядом:
– До сегодняшнего дня я вообще плохо слышал, что мне говорили.
Она кивнула, и они пошли дальше. Наконец она остановилась.
– Дальше я пойду одна.
– Рафаэлла… – Он помедлил и решился все же попросить ее: – Можно, мы будем иногда встречаться? Вместе пообедаем… выпьем что-нибудь…
– Я не могу на это согласиться.
– Но почему?
– Потому, что нам обоим хотелось бы большего, и ты это знаешь. Пусть все останется как есть, Алекс.
– Почему? Чтобы я тосковал по тебе, а ты доводила себя до изнеможения? И это ты находишь справедливым? Поэтому отец пригрозил тебе смертью Джона Генри? Чтобы заставить нас жить такой невыносимой жизнью? Неужели ты не ждешь от жизни ничего большего, Рафаэлла? – Не в силах совладать с собой, он приблизился и нежно обнял ее.
