— Не думаю, — вздохнула Фейт, ощутив его возбуждение.
Отсутствие у него интереса к дизайну больше ее не волновало.
Он поцеловал ее в губы.
— Боже.
Она вздрогнула от его прикосновения.
Не удержавшись, он усмехнулся.
— Правда, приятно?
— М-м, правда.
Ее глаза закрылись от блаженства.
Он улыбнулся. Ему нравилось доставлять ей наслаждение, приводить в возбуждение. Его руки скользнули ей под майку, потащили ткань вверх. Миг — и майка была снята. Он принялся играть соском на одной ее груди, затем на другой. Осыпаемая ласками, Фейт уже дрожала. Не теряя попусту времени, они кое-как стянули с себя одежду, и Итан с новой силой принялся ласкать ее губами, языком, гибкими и сильными пальцами.
Фейт изнемогала от томления и стонала, словно умоляя его продолжать. И он не обманул ее надежды. Ему нравилось растягивать наслаждение.
И все от того, что он любил ее.
Наконец наступил долгожданный момент, она полностью принадлежала ему, а он — ей.
Он отдал ей всего себя. По ее лицу было видно, как глубоко она ценит этот дар любви и нежности. Итану хотелось верить, что она сумела полностью разделить с ним охватившую душу невыразимую радость.
Фейт очнулась в обволакивающей, восхитительно томной теплоте постели. Немного погодя, проснувшись окончательно, она вспомнила, где она и с кем, и тогда ею опять овладело ощущение полного счастья, прерванное сном. По ее губам блуждала бессознательная улыбка. Они словно заново узнали друг друга. Перед ее глазами во всей очевидности встала правда, и от нее нельзя было отвернуться.
Она любила Итана.
Невозможно было объяснить, каким образом это случилось. Хотя одно ей было совершенно ясно: без него она не могла представить свою дальнейшую жизнь. Разумные основания ни с кем больше не связываться, желание обрести независимость — все вдруг куда-то подевалось, как только в ее жизни, появился Итан. Он нисколько не мешал ей быть независимой, становиться дизайнером, к чему она так стремилась. Она больше никому не позволит портить ей жизнь. Но почему бы не впустить в свою жизнь немного, всего лишь немножко, надежды, поверить, что прошлое с его страданиями осталось позади.
Повернувшись на бок, она уткнулась лицом в широкую грудь Итана и тихо вздохнула.
— Как хорошо вот так просыпаться, — пробормотала она прямо ему в грудь, отчего ее слова прозвучали глухо и невнятно.
— Я не понимаю, что ты говоришь, — рассмеялся Итан.
Откинув голову назад, она прошептала:
— Доброе утро.
— Доброе, — отозвался он немного сонным, но все тем же сексуальным голосом.
Она смотрела ему в лицо, когда ее вдруг охватил непонятно откуда возникший панический страх. Да, между ними была глубокая связь, и Итан, как ей казалось, хотел, чтобы эта связь из случайной превратилась в постоянную. Но факт оставался фактом, Фейт провела с ним ночь, а что дальше — неизвестно. Она никогда не была девушкой на одну ночь, и хотя сердце подсказывало, что для него она таковой и не являлась, рассудок твердил — надо спасаться бегством. Особенно когда Итан смотрел на нее такими бездонными глазами. Но как заговорить на столь щепетильную тему, Фейт не знала, колебалась, и молчание становилось все тягостнее.
Итан тоже смотрел в ее глаза, чувствуя, как хорошо, просыпаясь по утрам, смотреть в глаза любимой. Внезапно ее счастливая, светлая как утро улыбка потускнела, выражение лица стало мрачным, тревожным, и вся она как будто напряглась. Будучи чутким от природы, он сразу уловил эту перемену и понял, чем она вызвана. Прежде чем Фейт попыталась отодвинуться от него, он схватил ее за руки, удерживая возле себя.
— Разве ты куда-то спешишь? — спросил он.
— Не знаю… думаю… — запинаясь, начала оправдываться Фейт.
Он догадался, о чем она думает, и сердце его сжалось.
— Ты хочешь убежать, словно девушка на одну ночь, которая поняла, что ей пора убираться.
Его слова звучали грубее, чем ему хотелось, но, охваченный тревогой за нее, Итан не собирался скрывать своих чувств к ней, тем более сейчас, в такой момент. Ни за что на свете.
— Я не помню, как заснула, и подумала, может быть, ты захочешь…
Он прервал ее спутанную речь поцелуем, показывая, как сильно Фейт ошибается в нем. Уловив его скрытые мысли, она опять прильнула к нему, обхватив руками и страстно целуя в ответ. Вожделение с новой силой охватило их обоих.
Через несколько минут все было закончено. Когда их прерывистое, взволнованное дыхание стало опять ровным, он спросил:
— Надеюсь, теперь тебе все понятно без слов?
— Да. Я — не девушка на одну ночь, время которой истекло, — тихо прошептала немного успокоившаяся Фейт. — Мне позволено спать всю ночь, если Тесс нет дома.
Однако она не совсем правильно угадала его мысли, и Итан поспешил исправить ее заблуждение.
— Крепко запомни: ты для меня не девушка на ночь.
Но в ее глазах по-прежнему проблескивали неуверенность и боль.
— Скажи, что тебя мучит?
Фейт облизнула пересохшие губы.
— Честно? Ничего не скрывая?
— Ничего, одну лишь правду, — просто сказал он. — Я люблю тебя.
— Ты любишь меня? Я…
Вдруг среди разбросанных на полу вещей зазвонил мобильный телефон.
— Похоже, звонят мне, — прошептала Фейт.
— Не бери.
— Хорошо.
Однако звонки не прекращались, благоприятный момент прошел, исчезнув в тревожной настойчивости телефонного звонка.
— Ну что ж, возьми, — сдался Итан.
Она кивнула и встала с постели. Но не успела Фейт взять мобильник, как звонки прекратились.
— Это моя мать, — сказала она, проверив входящий номер.
— Похоже, тебя это удивляет.
— Конечно. Она очень редко звонит мне.
Фейт опять забралась на кровать и, прикрыв простыней свою наготу, перезвонила матери.
Лэни Харрингтон взяла трубку с первого звонка.
— Мама?
— Ты видела?
Мать говорила так громко, что лежавший рядом с Фейт Итан без труда слышал ее визгливый голос.
— Что именно? — переспросила Фейт.
— Это твой отец. Он наделал мне таких гадостей!
Лэни едва ли не кричала в трубку.
— Успокойся и объясни толком, — спокойно сказала Фейт, хотя при одном лишь упоминании об отце внутри все сжалось от страха.
Но Лэни Харрингтон, впав в истерику, никак не могла толком объяснить, в чем дело. Фейт закончила разговор, пообещав матери, что скоро заедет к ней.
Безмятежное утро, удобный момент для выяснения отношений — все прошло, растаяв вместе с утренней дымкой. Три слова, слетевших с губ Итана, не нашли ответа. Все, что Фейт хотелось сказать ему, осталось невысказанным, и от этой неопределенности, недосказанности Итану стало тоскливо и грустно.
