— Я хочу его видеть. Доктор, пожалуйста.
— В реанимацию мы не пускаем посетителей…
— Я не посетитель! Понимаете? — Она начала горячиться. — Я его… Я его часть… я половина. Понимаете? Вы должны меня впустить… ровно на три секунды…
— Это исключено… Опасности никакой. Идите домой… Завтра, если все будет хорошо…
— Мне не нужно «если»! Доктор!.. И вам не нужно! Для этого я должна побыть рядом. Три секунды. Ровно! Обещаю! Вы считаете до трех, и я ухожу. — Дина говорила с обескураживающим напором и убежденностью.
— Это исключено. Даже говорить на эту тему не будем. — Доктор попытался вернуться в палату.
Дина перешла на другой тон:
— Я умоляю вас! Я встаю на колени. — И она решительно опустилась перед доктором на колени.
Он попытался поднять ее:
— Встаньте, пожалуйста! Что это такое?.. Есть правила… С вашим мужем все в порядке.
— Пустите меня к нему на три секунды. — Дина смотрела твердо и спокойно снизу вверх на растерявшегося доктора.
— Хорошо… — сдался доктор.
Дина вскочила на ноги.
— Я спрошу разрешения у зава. — И вышел.
Минут через пятнадцать он вернулся и протянул Дине белый халат со словами:
— Только в виде исключения.
Дина, волнуясь, стянула с себя плащ, путаясь в шарфе и полах пиджака, и бросила его в угол у двери. Доктор недоуменно наблюдал за ней.
— Это должно быть правилом! — Дина словно забыла, что ей сделали одолжение. — Вы понимаете, доктор, что любовью с того света вернуть можно? Вы же доктор, вы же знаете, что человек состоит из воды…
Она застряла одной рукой в вывернутом рукаве халата и горячо объясняла доктору свою собственную теорию, основанную на последних открытиях ученых в области изучения свойств воды. Тот, обескураженный напором и горячностью немолодой женщины, слушал не перебивая.
— А что вода — носитель информации?.. — продолжала Дина, выкручиваясь из рукава. — Ну еще бы, доктор да этого не знал бы! А то, что от слов любви вода гармонизирует свою структуру, знаете?.. Так вот, если бы мы все почаще говорили друг другу о любви, никто бы не болел! — Дина наконец-то выпуталась из неподатливого рукава и натянула слишком тесный для ее фигуры халат. — Я иду облегчить вам работу! Понимаете? И уменьшить вероятность всяких ваших «если»! — И она решительно распахнула дверь.
Доктор поднял с пола ее плащ и вошел следом.
В большом помещении в два ряда стояли высокие койки, у каждой — штанга с капельницей, какие-то приборы в изголовьях. Свежий воздух, ощущение стерильности, покоя и контроля — полный контраст с коридором, в котором Дина провела около двух часов.
Доктор повел Дину к одной из коек, но она уже издали увидела родное бледное лицо и опередила доктора. Она склонилась над Костей.
— Костюша! Мой родной!.. — Дина погладила его лоб.
Доктор было попытался остановить ее, но не решился и отошел в сторону.
Костя с трудом открыл глаза:
— Мое солнце… я тебя напугал, идиот…
Дина коснулась руками впалых щек.
— Давно в больницу не попадал? — сказала Дина. — Соскучился по больничной койке?
— Что-то у меня в поломанной ноге дернуло… — Костя говорил, едва ворочая языком.
— Все хорошо… И нога цела, и голова… Главное, знай, что все хорошо. Я тебя люблю… Я с тобой…
— Да, я знаю… Я хочу тебя целовать… Дина коснулась губами его губ — они были бессильными и ответили слабым, едва уловимым движением.
Доктор тронул Дину за рукав.
— Три секунды истекли, — сказал он очень тихо.
— Да, сейчас… — ответила она, не в силах оторваться от Кости.
Костя закрыл глаза.
— Э-эй! Ты как? — Дина не хотела допускать тревогу и опасения в свою душу и, положив руки на Костину грудь, истово помолилась про себя: «Спаси и сохрани! Спаси и сохрани… Господи, спаси и сохрани!»
— Устал… — ответил Костя едва слышно.
— Ну, спи. Спи. — Дина снова коснулась его губ. — Я люблю тебя. Я буду тут, рядом… слышишь? Я всегда рядом. Помни… знай это.
— Да…
— Я тебя люблю.
Дина выпрямилась и смотрела какое-то время на уснувшего Костю, гладя его по руке и продолжая умолять Бога о милости, пока доктор снова не напомнил ей о том, что пора покинуть палату.
— Спасибо вам, — сказала Дина, взяла с вешалки свой плащ, заботливо повешенный доктором рядом с белыми халатами, надела его и вышла в коридор.
Она села на корточки в угол у двери и прикрыла глаза. Рука в кармане плаща наткнулась на что-то жесткое. Дина вынула сложенную в несколько раз бумажку.
«Серафима умерла ты свободен = мать», — прочла Дина.
— Да, да, — повторил отец, — ты можешь уехать к бабушке и учиться там, где захочешь.
Костя перевел взгляд на мать. Та выжидающе смотрела на сына.
Повисла пауза. Отец снова собрался с духом.
— Но до того ты должен… ты должен выполнить одно наше условие. Ты должен жениться… Ну, формально, конечно.
Костя снова посмотрел на отца, но все остальное уже не имело для него большого значения: главное, он может уехать отсюда! Навсегда!
— Что я должен сделать? Когда? — спросил Костя.
Мать заскулила в платок, прижатый ко рту, а отец, словно проверяя, все ли сын понял, повторил:
— Ты женишься. Ты слышал, что я сказал? А потом уедешь к бабушке. Один. Без… без жены.
— Да, я понял. Когда?
Косте показалось, что отец вздохнул облегченно:
— Чуть позже я тебе все расскажу. А сейчас иди к себе.
Костя вернулся в свою комнату, сел за стол и замер, словно боялся то ли спугнуть неожиданно свалившееся на него ни с того ни с сего счастье, то ли расплескать радость, переполнившую его душу.
* * *
Через несколько дней на пороге его комнаты появилась Аннушка.
— Можно, Константин Константинович? — спросила она с улыбкой, постучав в раскрытую дверь.
— Да, Аннушка, конечно, входите.
Руки она держала за спиной.
— А что я вам принесла, Константин Константинович!.. — сказала Анна заговорщицки и показала из-за спины край голубого конверта.
Костя, словно ничего не понимая, смотрел на улыбающуюся няню.
— Вам письмо, Константин Константинович. От бабушки.
— Да? Хорошо, — пробормотал он рассеянно. — Я скоро уеду к ней. К бабушке… Женюсь и уеду.
— Вы? Женитесь?! — воскликнула Аннушка удивленно. — На ком, Котенька? Вот сюрприз! Как это вы ловко все скрывали! И кто ж она, ваша невеста? — Аннушка, казалось, еще не поверила до конца в услышанное и ждала, что Костя рассмеется и все окажется розыгрышем.
