— Прости меня. Я, наверное, слишком устала.
— Причина уважительная.
Ной знал, что Энн не спала ночь, но никогда не признается, что при этом хотела, чтобы он был рядом, — не позволят гордость и упрямство.
— Почему ты еще здесь? — как ни в чем не бывало спросила она.
Ной шумно вздохнул.
— Ты можешь вывести из себя кого угодно!
Он встал, наклонился над ней и, взяв на руки, понес к двери. Все это произошло настолько быстро, что Энн даже не успела начать протестовать и опомнилась только у самой двери.
— Что ты делаешь?!
Ной не стал отвечать на этот вопрос, так как с гипсовой повязкой и закутанная в толстое шерстяное одеяло Энн была очень тяжелой. Другая же причина его молчания ее наверняка удивила бы. И Ной очень хотел этого.
— Ной! — застонала Энн, барахтаясь у него в руках. — Опусти меня сейчас же!
Он наклонил голову и поцеловал ее в лоб.
— Помолчи, Лейверти.
Ной понес ее мимо Тэйлор-Хауса, теннисных кортов и спустился по лестнице к прибрежным утесам. Задержавшись на несколько мгновений, он взглянул на океан и жадно вдохнул соленый морской воздух. Энн застонала.
— Я сделал тебе больно? — встревоженно спросил Ной.
— Нет. Мне просто захотелось посмотреть на воду. Я так давно не видела океана!
На лице Энн появилось спокойное и довольное выражение. Ной посмотрел на нее и улыбнулся.
— Сказала бы. Я давно доставил бы тебе такое удовольствие. — Он осторожно опустился на выступ утеса, продолжая держать Энн на руках, вздохнул и произнес: — Энн, ты просто убиваешь меня!
Она удивленно посмотрела на него.
— Это каким же образом?
— Я вижу твои страдания и хочу разом все их прекратить. Покончить с этими ночными кошмарами, страшными видениями, ставшими результатом уже Бог знает какого из этих пожаров. Но ты ничего не хочешь рассказать. И это очень раздражает. Я могу быть только свидетелем твоих страданий. Вот что меня по-настоящему убивает. А мне очень хочется тебе помочь! Прошу тебя, Энн, поговори со мной!
Она долго смотрела на Ноя и наконец сказала:
— Прости меня… Все это время мне было так себя жалко… И я переносила это на тебя… — Она подняла на него свои влажные серые глаза. — Думаю, было бы уже слишком наивным надеяться на то, что ты окажешься джентльменом и станешь меня уверять, будто я была самой образцовой пациенткой с необыкновенно мягким характером.
— Я никогда не претендовал на звание джентльмена, — напомнил Ной с легкой улыбкой. — Кроме того, повторяю, ты можешь вывести из себя кого угодно!
— Могу.
В глазах Энн промелькнула смешинка. Ной удивленно посмотрел на нее.
— Ты что?
— Просто ты никогда не отличался терпеливостью. Меня очень удивляет, что ты столько времени со мной возишься. Если бы мне раньше об этом сказали, я бы не поверила.
«Потому что я тебя люблю», — чуть не выпалил Ной, но вместо этого сказал:
— Ой, как страшно!
— Вот увидишь! А сейчас признайся, ты все еще не в своей тарелке?
— Я просто привык постоянно видеть тебя рядом. Но теперь, Лейверти, давай поговорим серьезно. Ты мне расскажешь обо всем. Иначе будет плохо!
— Я продолжаю бояться, Ной.
— Но не Росса же?!
— Нет. Росс уже никому не сможет причинить вреда. — Она внимательно посмотрела на Ноя и сказала шепотом: — Ведь он меня спас. Ты этого не знаешь?
— Почему ты мне не сказала?
— Я была страшно зла на тебя.
— За что?
— За то, что ты без спроса взял те семейные видеокассеты.
— Но, Энн, я же…
— Спокойно, Ной. Я давно простила тебя. Не так-то легко сказать человеку, что его отец — поджигатель и убийца. Правда, к такому выводу я пришла чуть позже. После того как убежала из Тэйлор-Хауса. Только тогда до меня дошло, что у тебя были серьезные причины взять кассеты: ты хотел сравнить голос на уничтоженной пленке с записанным на них в разное время голосом Росса. И я тут же бросилась к нему. Мне удалось ворваться на чердак в тот самый момент, когда Росс хотел покончить с собой. Наверное, он больше не мог жить с этой маниакальной страстью к пожарам. Или же понял, что ты напал на след и уже не оставишь его в покое. Увидев меня, Росс чиркнул зажигалкой и чердак был охвачен огнем. Росс понял, что сама я оттуда уже не выберусь. Тем более что уже начала терять сознание от жара и дыма. Последнее, что помню, — Росс схватил меня в охапку и побежал к двери. Ему удалось выскочить на лестницу. Но уже на площадке пол провалился… Очнулась на первом этаже. Росса рядом не было. Видимо, он упал прямо в огонь и погиб.
— Боже, — прошептал Ной, в душе благодаря Создателя за то, что этот человек, как оказалось, любил свою падчерицу сильнее, чем огонь, на котором был помешан. — Итак, Росса тебе больше бояться не надо.
— Нет.
— А теперь расскажи мне все остальное.
— Я очень боюсь, что никогда не смогу полностью выздороветь. А потом меня угнетает вот это.
Энн показала на гипсовую повязку и бинты.
Ной взял ее руку и поднес пальцы к своим губам.
— Энн, ты поправишься. Самое страшное уже позади.
— Но я чувствую себя такой слабой. И…
Она отняла ладонь от его губ и закрыла глаза.
— И нуждаешься в помощи? — подсказал Ной. — В этом нет ничего страшного. В жизни каждого человека бывают моменты, когда ему нужна помощь. Нельзя всегда быть сильным.
— Видишь ли, та помощь, которую я получаю от тебя, не приносит мне успокоения. Хотя я за нее безмерно тебе благодарна. Ты просто делаешь невозможное!
Ной почувствовал, как в нем нарастает негодование.
— О чем ты говоришь? А ты сама разве никогда никому не помогала?
— Но не так, как это делаешь ты.
— Прекрасно! — раздраженно сказал Ной, вставая. — Ладно, продолжай упиваться жалостью к самой себе.
Он хотел снова взять ее на руки и отнести в коттедж, но Энн решительно отстранилась.
Ной отступил на шаг и мрачно сказал:
— Но имей в виду, что только совсем одинокий и эгоистичный человек старается все делать сам. И не допускает к себе ни родных, ни друзей, ни тех, кто его любит.
— Что?! — воскликнула Энн, сразу же выпрямившись. — Что ты сказал?
— Ничего.
— Нет, ты что-то сказал. Ну-ка сядь рядом!
— Не сяду.
— Ну, пожалуйста, Ной! Я не думала насмехаться над тобой. Клянусь! Наоборот, я считаю тебя самым добрым, участливым и отзывчивым человеком из всех, кого когда-либо встречала. Вот дети получили возможность нормально жить в этом приюте только благодаря тебе. И я хочу участвовать во всем этом. — Энн положила руку Ною на грудь и сказала: — Хотя ожоги продолжают чертовски сильно болеть, это не та боль. Тогда болело сердце. Болело от безумной любви к тебе. И я не могла переносить ее. Знаю, что ты меня любишь. А теперь хочу, чтобы и ты сам это знал.
