— Я так и подумал что это вы. Входите же, входите.
Его надтреснутый старческий голос раздавался без его воли, можно было подумать, что он говорит со мной по какой-то необходимости. И я вошел, в его квартирку, которая тонула в сумраке и походила на музей или лавку антиквара. Здесь было так тихо торжественно, что как-то само собой хотелось сохранить тишину. Мы прошли в крошечную гостиную и сели за стол.
— Вы хотели побывать в квартире?
— Нет, вспомнить, то чего уже нет.
— Я понимаю вас как никто другой. Иногда все, что остается от счастья это воспоминанья.
— Это мало утешает.
— Действительно, иногда хочется почувствовать и более материальные вещи.
Старичок все время смотрел, куда-то мне за спину и я тоже решил взглянуть что там. Когда я обернулся, на меня со стены смотрела моя Алекс. Она лукаво улыбалась, и на одном плече свитер был спущен. Как же это возможно? Задать вопрос я не успел, хозяин квартиры сам поспешил ответить.
— Да, я сразу подобрал листок. Местный художник сделал мне копию, кое-что подправил и вот она скрашивает мои дни. Она чудесная девушка.
Он еще что-то долго говорил, но я ничего не слышал, я только смотрел и думал, как мне забрать домой мой рисунок.
— Хотите взять ее с собой?
— Да, если можно.
— Берите, берите, у меня есть еще одна копия.
Он снял со стены картину и вместе с рамкой вручил мне. Я прижал это сокровище к груди, и даже забыв попрощаться и поблагодарить старичка, поехал к себе. Там я первым делом повесил ее на стене почти у самого окна, чтобы можно было скрыть ее занавесью.
Так Алекс теперь была все время со мной, а еще Мауриция. Племянница дона Венченце, она сирота и дядя воспитывал ее с младенческого возраста один. Это очень гордая и красивая девушка, кажется, она влюблена в меня и постоянно пытается возбудить мой интерес к себе. Мне жаль ее, но поделать я с этим ничего не могу. Она и слушать не хочет о том, что можно любить человека и после его смерти, и постоянно высмеивает меня по этому поводу. Портрет Алекс она долго рассматривала, а затем сказала что в ней нет ничего красивого кроме глаз. Я подозреваю, что она жаждет порвать его на мелкие клочки, но я все время оказываюсь рядом.
Вот так я и живу, снова начал вести дневник только теперь на отдельных листках и от случая к случаю.
Солнце раздражало своим ярким светом. Сегодня все не так, не радует не море роз, ни ясная погода. Алекс стукнула кулаком по двери балкона, и оперлась об косяк головой.
Почему у нее из головы не идет этот сон: Фрэнку плохо, он зовет ее, а потом исчезает в толпе. Почему, почему она медлит? Жалеет отца? Боится. Да, боится, что он забыл ее, боится, что нет больше ее Фрэнка. Алекс подняла голову, в приоткрывшуюся дверь, вошел отец. Опережая его, Алекс заговорила сама.
— И не нужно меня больше отговаривать, я все решила — Алекс отвернулась от отца и стала смотреть на розы.
— Дочка ну как еще мне объяснить тебе? Это опасно! Неужели ты опять хочешь попасть в руки Сантандера? Да, и что ты сделаешь, придешь и скажешь вот она я?
— Нет, папа. Нет, я же говорила, у меня есть план.
— План, план — ворчливо отозвался отец и тоже стал смотреть через балконную дверь на розы.
— Близнецы его одобрили.
— Да?
— Да — услышав в голосе отца сомненье, Алекс с удвоенной силой принялась его упрашивать — Папа прошу тебя, ну позволь мне, пожалуйста.
— Ну, о чем ты говоришь? Вспомни, как тяжело ты болела.
— Потому что мое лекарство было далеко отсюда.
— Я не хочу, чтобы ты рисковала. Мне очень не хочется терять еще одну дочь.
Алекс умоляюще посмотрела на отца.
— Папа я тоже не хочу тебя потерять, но пойми меня. Без него я не могу.
— Прости дочка, а если он забыл тебя, прошло столько времени… и вообще.
— Ты имеешь в виду, что он забыл меня, ради другой женщины тогда я ничего не скажу и уйду.
Мистер Джонс покачал головой, но говорить ей ничего не стал.
— Ну, если только нет другого выхода.
— Папа — Алекс повисла на шее у отца — папа можно я позову близнецов мне нужна их помощь.
— Конечно дочка.
Мистер Джонс нежно обнял Алекс и вышел из комнаты.
Алекс обессилено опустилась в кресло. Ну, вот первый шаг сделан. Что теперь? Получится ли у меня? Да, тогда в пещере ей было все равно кто и как спас ее. Вместе со спертым воздухом в ее легкие вливалась жизнь, в то время как из раны на плече уходила капля за каплей. В темной подводной пещере едва проглядывали очертания стен. Это все Алекс вспомнила позже. А тогда у нее не было ни сил, ни желания о чем-то думать. Свет фонариков принадлежавших местным подросткам нисколько ни испугал ее. Как ее перенесли в бедную рыбацкую хижину, сколько она провела там времени, Алекс не могла сказать. Помнит только смуглые натруженные руки, что вытирали ей пот, во время горячки. Как удалось рыбакам связаться с ее отцом, осталось для нее загадкой. Но уже на следующие сутки вертолет забрал Алекс из рыбачьей деревушки ночью. Лишь со временем, после выздоровления Алекс рассказали, что у дельфина, который ее спас были белые шрамы на голове. Возможно, это был Ричард, возможно и нет. Но все это время ее неотступно преследовали воспоминания о Фрэнке, любит ли он ее? Ждет ли? И сердцем она чувствовала, что он ее не забыл и ждет. Она стряхнула остатки воспоминаний и подошла к телефону, набрав номер близнецов, она закрыла глаза:
— Все! Будет! Хорошо! Пора начинать — она глубоко вздохнула и услышала, как где-то далеко голос Мета произнес "Ало".
— Мет, здравствуй. Это Алекс. Ты и Тед, вы мне очень сейчас нужны. Все решилось. Я жду вас.
Чуть позже они втроем сидели в ее комнате и обсуждали детали плана.
— Тед, тебя я прошу заняться "Монинг стар", видом, имиджем, стилем. Только учитывай, пожалуйста, мою нынешнюю худобу — Она повернулась к Мету — тебя я попрошу разыскать такую женщину как нам нужно.
— Почему именно я? Думаешь, что в злачных местах чаще бываю я?
— Нет, просто ты более смелый. И задавать вопросы подобного рода тебе будет значительно проще, чем Теду.
— А, что ты будешь делать сама? — спросил Тед.
— Мне еще нужно найти одного шустрого человечка.
— Ты уверенна, что справишься?
— На все 100 %.
На табличке из проржавевшего местами железа виднелась затейливая, но потертая надпись: "Самуэль Квист частный детектив". Внутри его контора состояла из коридора и небольшого кабинета, причем оба помещения были в весьма плачевном состоянии. Сам Самуэль Квист закинув ноги на стол, читал какую-то статью в газете, немало не волнуясь о беспорядке который царил в кабинете и мог отпугнуть клиентов. А беспорядок уместней было назвать полным хаосом, где необходимые документы вперемешку с полной чепухой из старых газет и ненужных бумаг заполняли всю комнату. В дверь его комнаты постучали два раза, и дверь открылась. Самуэль бросил взгляд на вошедшую девушку и поспешил отложить свою газету на стол, а свои ноги спустить со стола.
