Она сама поднялась на носочки, жадно потянулась к губам и не отпускала, пока хватило дыхания. А потом вдруг стыдливо отпрянула, оглянулась, словно только сейчас вспомнила, где находится.
— Захар Петрович, — точно, он ведь уже и думать забыл о человеке, впустившем его в дом! — Мы поднимемся ко мне. Это мой… мой…
— Муж, — настойчиво подсказал Феликс.
Инга улыбнулась — смущённо, мимолётно — и кивнула.
— Да. Мой муж.
Хозяин дома только покачал головой — без осуждения и без одобрения — так, словно принимал что-то к сведению.
— Как знаешь, дочка. Если понадоблюсь, зови в любое время.
— Это кто? — осведомился Феликс, едва они остались наедине. Даже не то чтобы уже остались — оказались на лестнице. Но до конца не исчезнувшая подспудная тревога и желание поскорее расставить все точки не позволили ждать больше.
Инга тихо улыбнулась в полумраке, обернулась, резко становясь лицом к лицу.
— Феликс… Ты не можешь меня ревновать. Ему уже за шестьдесят…
— Я подумал, ты любишь мужчин постарше.
Она засмеялась. Искренне, чисто, так что и без ответа все его случайные домыслы сразу показались донельзя нелепыми.
— Я люблю одного мужчину, — стерев улыбку, серьёзно проговорила Инга. — И возраст тут не имеет никакого значения.
Не дожидаясь встречных слов, Инга распахнула дверь в свою комнату. Он, повинуясь приглашению, преступил порог, с интересом огляделся.
Милая деревенская мансарда. Скошенный обшитый деревом потолок, деревянные же стены. Шкаф, комод, кровать, детская колыбелька… Детская колыбелька?
— Инга…
Вопрос так и не прозвучал. Слов не хватило. И дыхания тоже.
Он понял. Он догадался… Он не верил… Он хотел спросить…
В голове яркой вспышкой отразилось понимание — и одновременно неверие. Это было бы слишком чудесно. Незаслуженно прекрасно. И Инга — его стойкая упрямая Инга — конечно, могла, но ничем не заслужила в одиночку пройти через это.
Выносить ребёнка. Родить его. И при этом не знать, когда приедет его отец. Обойтись без поддержки и такой необходимой помощи. Работать и за год занять надёжную нишу в своём сегменте, что под силу далеко не каждому даже не обременённому другими заботами человеку…
— Инга… Это…
— Алиса.
— Моя дочь? Моя дочь!..
— Наша, — тихо поправила она, и снова улыбнулась — свободно, так, словно вдруг отпустило сковывающее её напряжение.
Но ему сейчас было не до таких нюансов. Феликс смотрел в колыбель, на умиротворённое лицо спящего ребёнка, и всё ещё не мог поверить. Не мог до конца осознать. Казалось, сердце неспособно вместить в себя столько счастья сразу.
— Можно, я возьму? — шёпотом попросил Ингу, и та кивнула.
— Конечно. Только аккуратно… Хотя всё равно скоро кормить, так что если разбудишь — не беда.
А потом он смотрел, как Инга кормит крошечную дочку. Как с непередаваемой нежностью переводит взгляд с ребёнка на него…
Разве мог он мечтать о чём-нибудь похожем? Хоть на миг предположить, что нечто подобное — возможно для него? Нет, он никогда не загадывал и не ожидал такого счастья, просто потому что не мог его даже вообразить.
Это было намного больше того, к чему он когда-либо стремился. Намного больше того, во что он верил. Намного больше того, что он прежде готов был назвать счастьем.
Это было жизнью. Неподдельной. Наполненной.
Эпилог
4 года спустя
— Госпожа Ветрова, вы возмутительнейшим образом нарушаете режим труда и отдыха!
Инга подняла голову, отрываясь от документов, которые только что пыталась привести в порядок.
Обучение в университете, пусть даже заочное, отнимало достаточно много времени. Инга упрямо не желала покупать контрольные и курсовые за деньги, над всем работала сама, поэтому в преддверии сессии непосредственные дела иногда затягивались до позднего вечера.
Однако сейчас на пороге стоял муж с четырёхлетней дочкой на руках, и это значило только одно — она может сколько угодно говорить о необходимости ещё немного поработать, но всё это будет лишь напрасно потраченным временем. Которое ей потом ещё и придётся компенсировать, ведь, в самом деле, нельзя же проводить с семьёй меньше времени, чем с работой.
Инга улыбнулась.
— Сейчас иду. Шарф накину.
— А я на лошадке каталась! — радостно объявила Алиса, глядя, как мама прихорашивается перед зеркалом. — Сама!
Инга мгновенно встрепенулась.
— На лошадке?.. Феликс! Мы же договаривались…
— Это был пони, милая, — примирительно заметил супруг. — Всего лишь маленький пони. Лисёнок, скажи маме, что лошадка была маленькая.
— Да-а, — с готовностью протянула девчушка и, хитро улыбнувшись, спрятала лицо у папы на плече. — Совсем маленькая!
Инга лишь молча покачала головой. Несмотря на то, что первый год жизни Алиса провела только с ней, с отцом она сразу спелась.
Феликс, переехав к ним, занялся конным бизнесом. Организовывал верховые прогулки и уроки езды для начинающих.
И кроме того, открыл конюшни для вышедших в тираж лошадей. Это не было в полной мере благотворительностью — хозяева, отдавшие своих питомцев в такой «дом престарелых», ежемесячно перечисляли определённую сумму на их содержание. Однако эта была именно сумма, необходимая на уход и кормёжку животных, и ни копейки больше.
Лошади, когда-то славно трудившиеся на скачках, на арене цирка или на пользу частного любителя, а теперь старые и обессилевшие, могли спокойно доживать свой век. Без насильственной смерти, без понуканий. В тепле, сытости и покое. Желающих пристроить своего питомца на покой оказалось не так уж мало, но это только радовало.
Кафе Инги процветало, и она уже подумывала, не попытаться ли создать сеть таких заведений, но решила отложить новые начинания хотя бы до тех пор, пока не разберётся окончательно с высшим образованием. Она не была трудоголиком, и совмещение работы и учёбы совсем не приводило её в восторг.
Впрочем, Феликс советовал не останавливаться только на общепите и заняться гостиничным бизнесом — в его понятии, дела были почти родственные, и завсегдатаи кафе Инги уж наверняка должны будут и селиться в её отеле, приезжая в их городок отдохнуть или по делам.
Инга относилась к подобной идее несколько скептически, однако не сбрасывала её со счетов, помня об опыте мужа в делах бизнеса.
В любом случае, поводов подождать с решениями и жить, наслаждаясь текущим днём, было более чем достаточно. И одним из главных был тот, о котором Феликс ещё и не подозревал…
Вечером, уложив Алису и устроившись на террасе, они смотрели на море. Пейзаж не надоедал, пусть уже и не был новым. Разве может надоесть вода? И земля — горы? Разве утомиться этим не значит устать от самой жизни, от её сути, её первых и самых важных проявлений?
Здесь Инга чувствовала себя дома. Обыденность была не скукой, а порядком. Тем покоем, который не был мёртвым однообразием, но являлся обещающей безмятежность стабильностью.
— Ты не думал, что мы будем рассказывать нашим детям о том, как мы познакомились, когда они вырастут и спросят? — вдруг поинтересовалась Инга, отрываясь от бокала и глядя на бьющие в берег гребешки волн — через несколько дней должен был начаться шторм, и погода уже предупреждала. — Мама хотела уничтожить папу, но он оказался сильнее и взял маму в плен. Потом они долго боролись, а потом…
— Потом папа использовал самую страшную магию, — подхватил Феликс. — Сказал маме правду! Обо всём… И они поняли, что должны действовать вместе.
— И помирились. И полюбили друг друга…
— А что? Вполне себе сюжет старого рыцарского романа.
— Рыцарского? — Инга насмешливо приподняла бровь.
— Ладно. Романа о разбойниках. Чем хуже?
— Ну да…
— Подожди… — вдруг подобрался он.
Взгляд мгновенно запечатлел бокал Инги, из которого она лишь пригубила, но не пила всерьёз. Мелькнувшее как нереальная фантазия воображение обретало всё больше плюсов в свою сторону.
