— На днях я убила ребёнка Германа и Лики, — горько уронила в пол.
Миша дёрнул машину. Благо в утренние часы дороги пустые. Сглотнул. Сон с его лица, как рукой сняло. Молчит, не перебивая моё откровение.
— Муж избегает меня, не говорит. Дарит ей корзины с дорогими букетами. А сегодня пришёл дико пьяный и сказал то, что никак не укладывается в моей голове, — из глаз вновь потекли слёзы. — Он сказал, что я переспала с его братом… Но я не делала этого! А… а он прямо уверен. И… Лика говорила… Я сейчас вообще ничего не понимаю…
— Так, стоп! Ты типа изменила Герману, но он и ухом не повёл?! Он же тогда в клинике меня чуть в клочья не порвал из-за тебя. А тут смолчал? Братская любовь?
— Сама не понимаю, — плакала уже неприличным и противным напором. — Сказал только, что ничего страшного… Что верит мне…
— Фигня какая-то, — усмехнулся Миша. — Он что-то не договорил…
— Но факт есть факт. Лика не лгала и он бы не взял всё это с потолка, — откинулась на сиденье, уже молча глотая воду из глаз.
Миша притянул меня одной рукой к себе и прижал к груди.
— Чёрт с этим, Вик. Не плачь. Очухается и поймёт, что натворил. Этот дурак сначала рушит всё, а потом возводит из обломков, — гладил по волосам.
Квартира хирурга была аналогична операционной. Педантичная чистота, ни единой пылинки, все предметы обихода на своём месте, даже книги составлены в алфавитном порядке.
— Тут, наверное, даже отпечатков пальцев нет, — пошутила я.
— Если хочешь знать, это всё вытворяю не я, а горничная. Да, я люблю чистоту, но иной раз после её уборки на стулья газетку подкладываю, чтобы мой зад ненароком не оставил на нём свой след.
— А если буквы газет вдруг отпечатаются? — улыбнулась озорно.
— Боюсь даже представить.
Миша сварил кофе. Потом долго спорила с ним, не разрешая греть пирог в микроволновке. Терпеть не могла, когда тесто становилось после этого мокрым и резиновым. Заставила разогреть духовку.
— И отчего ж ты так дорога-то мне? — ворчливо подтрунивал мужчина.
Кофевар из него не мастер, но мне дико хотелось дозы кофеина. Потом мужчина заставил принять и дозу антибиотика. После гостеприимный хозяин постелил мне свою постель, а сам устроился на диване.
— Часов пять на сон ведь нам хватит? — смотря на будильник, спросил он. — До полудня тебя не успеют хватиться.
— Да, — но мысленно мечтала, чтобы и не хватились. — Спокойной ночи, Миш, — молвила я, когда свет в квартире погас.
— И тебе, Вик, — ответил в тон и проскрипел диваном.
Сон навалился сразу, но очень тяжёлый, мучая кошмаром. Вновь кого-то ищу, хочу оправдаться. Тело металось чуть ли не в агонии, заполняя бредом. Сквозь дрему вздрогнула и распахнула веки. Миша обеспокоенно склонялся надо мной, трогая лоб и щёки. В теле чудовищная ломота, озноб прошибал насквозь, зубы отстукивали дробь. Мужчина сунул руки ко мне под футболку и выудил из подмышки электронный градусник. Когда успел поставить?
— Тридцать девять и четыре, — констатировал он. — Ты вся горишь. Чёрт!
За окном светает. Миша метнулся к телефону.
— Да, это я. Не знаю. У неё температура скакнула. Да, пила. Если инфекция попала?! Понял. Давай, жду. Спасибо тебе.
Вернулся ко мне. Погладил липкое от пота лицо. Видела, что мужчина обеспокоен не на шутку, даже напуган.
— Ин… инфек-кция? — стуча зубами переспросила.
— Надеюсь, нет. Дима уже едет.
— Х-хорошо. П-почему так холодно?
— С такой температурой по другому никак, — постарался улыбнуться.
Я продолжала дрожать и стучать зубами, а Миша держал за руку и периодически сменял компресс на лбу. Дмитрий приехал через полчаса и принялся тормошить меня, вертеть, осмотрел рану на руке.
— Это ангина, — закончив, подытожил он. — Сейчас сделаем укол от температуры. Антибиотики продолжайте пить. Плюсану ещё одни, а здесь лекарства, которые надо докупить.
Укол в ягодицу почти не ощутила, пока меня колошматило от холода. Голова разрывалась болью. Врач ушёл, а я слушала копошение Миши в недрах его аптечки. Посмотрел на меня.
— Скоро температура спадёт. Попробуй уснуть.
— Ер-рунда снится, — мотнула категорично.
— Сон — лучшее лекарство, — улыбнулся мягко.
— Н-не в моём с-случае.
— Ты упрямая, но только вечно не с теми, кто этого заслуживает, — проговорил он, понуро глядя на меня.
Снова чёртов хирургический нож во спасение, но хирург должен помнить и об обезболивающем, что Миша неожиданно и сделал. Подошёл к постели и лёг со мной рядом, поверх одеяла. С удовольствием прижалась к мужчине, уткнувшись носом в его грудь. Почувствовала невесомое касание губ на виске. Стало удивительно спокойно и уютно. Антибиотики и жаропонижающие сделали свою работу, и я провалилась в крепкий сон.
35. Только друзья
ГЕРМАН
Работалось с трудом. Мысли всё время крутились в негативе, возвращая в прошлое.
Я ни разу не приходил сюда за эти три с половиной года. А стоит ли? Ему даже имя дал не я, лишь потому что могила не должна быть безымянной. Беспалов Андрей Германович. Бред. Страшный бред. И это со мной до сих пор.
Двадцать три недели. Ни месяца, ни лет, а недель. Всего ничего, но такая боль, что эхо её ношу до сих пор. Того ребёнка безумно хотел и ждал. Этого не хотел, но тоже ждал. Я бы сделал всё, пошёл бы на любое преступление, но, рано или поздно, забрал бы его у Лики, чтобы воспитать самому… Вместе с Викой. Да что там говорить! Я видел свое чадо на руках жены, а не той придурковатой особы. Это стало моим планом. Мечтой.
Но теперь… Это уничтожено. Ими двумя. На кой черт, нужно было выяснять отношения в столь травмоопасном месте?! Глупые бабы! Из-за какого-то, блядь, мужика… Из-за меня! Сука! Я тот грёбаный мужик, который не смог разобраться со своими женщинами как положено и основательно. Из-за этого погибло невинное дитя. Только моя вина! Моя!
Я вижу, как страдает Вика, но не могу помочь. Обсудить? Да, только что? Что никто из нас не виноват? Ложь. Все виноваты. Потому что взрослые люди, но ведём себя, как малые и капризные дети, оттого такие страшные потери.
Потёр подушечками пальцев виски. Нет, не выйдет из меня сегодня работника.
— Справишься один? — хлопнул Фила по плечу. — Мне уехать надо.
— Да. Иди, — кивнул парень, не отрываясь от ленты заказов.
Домой? Там Вика. Не хочу видеть её печальные глаза, от этого ещё хуже. Смотрю на неё и читаю эти три слова "Я люблю тебя", а следом "Прости меня". Да не в чем мне тебя прощать! Ты лишь жертва моей придурошной душонки, с которой мой идиотский мозг давно утратил связь. Развестись? Отпустить тебя? Сделать снова больно, но уже в последний раз? Только боль-то разная всегда. Одна проходит, а другая остаётся шрамами на сердце.
Нет! Мы и это переживём. Ведь начало получаться. Я излечился. Достиг полноценности. Даже происки Лики, тогда с Маратом, понесли неудачу, потому что сильно желал оправдать жену. Потому что включил тогда разум, а не сердце, и не ошибся. А теперь? Сейчас мне не в чем её оправдывать. Виновен только я, и от этого невероятно плохо, что хочу бежать прочь из дома, когда Вика пытается затронуть эту тему. Не сейчас, родная. Дай переболеть.
Поехал к дому бывшей. Хочу увидеть её лицо, как страдает и она. Ведь это второй раз…
Лику выписали буквально на следующий день. Переломов от падения нет, только синяки. Отец её требовал, чтобы Вика понесла наказание перед законом за убийство нерожденного, на что я ответил резким ультиматумом. Через пару часов Лика так же не поддержала своего отца, сказав врачам, что оступилась, спускаясь по лестнице.
Сейчас бывшая отлёживалась дома. Увидев на пороге мою персону, отец Лики приобнял с деланным родством.
— Герман, как я рад, что ты пришёл. Мария, сообщите моей дочери, что к ней гость. Проходи, сынок.
