- Соня, - дверь распахивает почти одновременно с этим возгласом. – Пора бы нам тебя сменить. Хватит, отправляйся в наше убежище. Демид проводит. Хоть час поспишь на нормальной кровати.
- Нет, Артем.
- Вот какого черта ты вытворяешь? – раздраженно бросает Джокер. – Думаешь, Захар бы этого хотел? Тебе давно нужно отдохнуть. Восстановиться.
Я поворачиваюсь и выразительно смотрю на него. Не тянет ничего доказывать. Неужели реально непонятно, что я никуда теперь отсюда не денусь?
Леднов молча ставит поднос на длинный стол возле окна. А там уже целый ряд из подобных подносов выстроился. Еда остается нетронутой. До прихода медсестер, с которыми я делюсь. Вообще, не представляю, как ребятам удается стащить столько продуктов из столовой. Может, запрет на вынос отменили?
- Пойдем, - коротко бросает Демид и силой выводит Джокера из палаты.
Раз за разом повторяется похожая сцена. Парни приходят с едой, разворачивается короткая перепалка между мной и Артемом, после им неминуемо приходится уйти. Ребята продолжают копать материалы по делу «Х», но я не собираюсь вникать в те подробности.
Все мои мысли про Захара. Когда он придет в сознание? Когда очнется? Врачи не диагностируют у него коматозное состояние или нечто подобное. Они и вовсе никак не могут определить причину такого странного положения.
Повреждения серьезные. Есть переломы. Множество ран. Жуткие гематомы. Но жизненно важные органы не пострадали. Мозг активен.
Дело может оказаться именно в тех «чудо-таблетках». Волшебный допинг не прошел бесследно, чего и следовало ожидать. Запрещенный препарат дал заряд энергии, но и взамен взял многое.
Я вижу, Джокер на взводе, ощущает вину. Но ничего нельзя поменять. Да и зная про подобный исход, Захар наверняка бы не отказался от капсул. Честным путем победу было не вырвать. Схватка с «Ангелами» оказалась куда серьезнее испытаний на Арене.
Что дальше? Как быть?
Я не находила ответ на вопросы. Вот уже два дня Захар оставался без сознания, ужас все сильнее меня затапливал. Безысходность обрушивалась на плечи.
Я боялась уйти. Если и отлучалась из палаты, то на пару минут. Не дольше. И то по крайней необходимости. Я спала здесь, прямо в кресле напротив кушетки.
- Что за бред? – доносится до меня рык Громова-старшего. – Работай лучше, тогда и проблем не возникнет. Ты мне башкой ответишь в случае провала. Понял?!
Ребята неплотно прикрыли дверь. Демид с трудом сумел выволочь Джокера за порог. Сегодня тот особенно бурно сопротивлялся. Леднову точно было не до закрывания замков. Вот поэтому мне слышно все происходящее в коридоре.
Я поднимаюсь, чтобы это исправить. Бросаю короткий взгляд на Захара. Парень неподвижен. На его бледном лице не дергается ни один мускул. Глаза закрыты. Щетина покрывает впалые щеки. Он сильно осунулся. Весь потемнел.
Я крепче сжимаю кулаки, нервно мотаю головой. Поворачиваюсь и направляюсь к выходу, берусь за ручку и застываю.
- Господин Громов, я делаю все, что в моих силах. Поверьте. Но даже при наиболее благоприятном раскладе этот парень никогда больше не сможет ходить.
Я не способна глотнуть кислород, так и замираю с открытым ртом.
Этот новый врач. Узнаю по голосу. Он приехал сегодня утром, очень долго осматривал Захара и задавал множество вопросов. После изучал анализы. Распорядился провести новые тесты.
Я слышала, как медсестры восхищались этим специалистом. Всемирно известный профессор. Так они говорили. Мастер своего дела. Светило мировой медицины.
- Позвоночник поврежден, - продолжает мужчина. – Подобные травмы необратимы. Иногда бывают ситуации, когда действительно ничего нельзя изменить.
- Это не тот случай, - чеканит ректор. – Деньги решают все.
- Боюсь, тут никто не…
Я толкаю дверь и выхожу в коридор. Отчаянно стараюсь совладать с лихорадочной дрожью, которая охватывает все мое тело.
- Захар ходил, - говорю твердо. – Он двигался очень активно. Я собственными глазами это видела. Человек с травмой позвоночника так не сумел бы.
- Адреналин творит чудеса, - вкрадчиво замечает врач. – Мне жаль, но я не могу давать ложную надежду.
- Нет, нет, - нервно мотаю головой. – Вы просто не знаете Захара. А я знаю. Он обязательно очнется. И будет ходить. Он все что угодно сможет победить.
- Я бы лишь обрадовался подобному исходу, но результаты анализов утверждают обратное. Наука вещь упертая. Здесь главное факты. К сожалению, этот юноша не сможет передвигаться как раньше, даже если очнется и придет в сознание. Увы, но ему придется забыть про полноценную жизнь.
- Хватит! – выпаливаю. – Это полная чушь. Вы ничего не соображаете. Никаким адреналином нельзя объяснить то, что сумел сделать Захар, когда нас загнали в ловушку. Он бился как зверь. С поврежденным позвоночником это невозможно. Паршивый из вас профессор.
Я говорю очень много. Гневно. Яростно. Не выбираю выражения. Не осознаю свои фразы. Слова вырываются на автомате. А после вдруг задыхаюсь, захлебываюсь слезами. Я сама не замечаю, как впадаю в истерику.
Отступаю назад и вжимаюсь спиной в дверь. Врач тянет ко мне руки, пробует успокоить. Его губы двигаются, а я не различаю фразы.
- Нет, - мотаю головой. – Захар очнется. Он вернется. Он справится. Вы просто понятия не имеете о его реальной силе. Никто бы там не выжил. Никто! А он справился.
- Кто тебя пустил? – холодно спрашивает Громов-старший и лед в его голосе заставляет протрезветь от бури эмоций.
Сперва кажется вопрос адресован мне. Но я отмечаю, мужчина смотрит совсем в другую сторону, хмуро сдвигает брови, становится еще более ожесточенным, чем обычно.
- Какого дьявола ты здесь? – рявкает ректор.
Я поворачиваюсь и вижу в коридоре абсолютно незнакомую женщину. Брюнетка. Молодая. Стройная. Она приближается к нам, и теперь я могу лучше рассмотреть лицо. Безумно красивая. Выглядит смутно знакомой, но при этом я не могу понять, где и когда могла встречать ее прежде.
- Я пришла к своему сыну, - бросает женщина, спокойно встречая тяжелый взгляд Громова-старшего. – Где он? Где мой мальчик?
Она делает
