не бывает. Гормоны разыгрались, стресс…
Однако мысли предательски подкидывали неприличные, но такие желанные картинки. Знал бы Белов, что я полдня представляла себя идущей в белом длинном платье, намереваясь окольцевать его на всю оставшуюся жизнь, бежал бы от меня сломя голову. Не то что целовал… Так упоительно, требовательно, испивая до дна…
Уфф!
Покачала головой и включила телек. Очередной выпуск экстрасенсов. У них марафон что ли? Просто театр абсурда какой-то, ей Богу! Кошмар! Но переключать не стала. Все равно ж смотреть не буду. Голова была забита другим …
А пошел-ка этот Кощей к черту! Кукиш ему с маслом! Герман сказал, что будет все хорошо, значит так и будет!
Закрыла глаза всего на минуточку, а таам…
Случилось то, о чем грезила наяву. Германа было много, но я не могла им насытиться. Всюду его крепкие руки. Обжигающие пламенем губы, что дарили телу сладкую истому. Хитрющая ухмылочка, в глазах желание и голод, а сам на ушко проникновенно шептал:
— Мышка… Мышка… Мышка.
Просто слова, но из его уст музыка для ушей…
Стало невыносимо жарко, и я готова была потушить этот пожар, как…
Дзинь!
Отмахнулась, носик сморщила и дальше засопела…
— Мышка…
Дзинь!!!
Белов оторвал мои руки от себя, отпустил и я полетела… Дернулась, открыла глаза.
Дзиинь!!!
И зачем мне фантом, когда у меня был настоящий, живой Белов? Зевнув, поскакала открывать. По опрометчивости, а еще слишком воодушевленная его приходом, забыла посмотреть в звонок. Открыла дверь с улыбкой и оторопела.
Мой взгляд вперился в девушку. Красивую, статную, высокую и мрачную. Танька Алексеева.
Она просканировала меня с головы до пят, и сжала губы в тонкую линию. Что она здесь делала? Неужели Белов позвал? Знала я, что Алексеева была его постельной подружкой, и оттого ревность впилась в меня шипами. Я одарила ее не менее колким взором.
— Дай пройти, — процедила, точно готовая вцепиться мне в горло.
Какая наглость! Хабалка базарная!
И только я было хотела послать эту метелку на дальние берега, как до ушей донесся слабый стон, а после тихое:
— Потом за меня подеретесь, дамы.
Выглянув за дверь, ужаснулась. Белов подпирал стену. В крови, побитый. Держался за бок, а лицо исказилось в боли.
— Г-герман, — шепнула, прикрыв рот. На глаза накатились слезы.
— Не реви, мышь, — обрезал мою истерику на корню. — Живой я и почти целый. Оклемаюсь, — махнул рукой и сморщился.
Вот, вечно он такой беспечный к самому себе! Совсем себя не жалел, малахольный!
Белов сделал шаг, но чуть не упал. К счастью, мы вовремя подхватили его за руки, а он только улыбнулся и промурчал:
— Я в раю.
— Дурак! — одновременно выпалили мы с Танькой.
Он еще что-то ворчал, пока мы тащили его к дивану, пока усаживали, пока пытался принять удобную позу. Сам Белов был весь в пыли, губа опухла, на скуле виднелся синяк, к счастью небольшой, бровь рассечена и кровь… Много крови. На лице, руках, одежде. Я зажмурилась, отчаянно надеясь, что это лишь мой сон. Но нет. Все было взаправду.
— Жарко, — брякнул и привстал, порываясь снять куртку, мы с Алексеевой мигом подскочили, помогая ему.
Неугомонный! Видно же, что двигаться больно!
Когда куртку сняли, я несколько успокоилась. Крови на пуловере не было, а вот что под ним боялась даже себе представить.
— Идем, — толкнула меня Алексеева в бок, хмуро зыркнув.
С сомнением покосилась на Белова. Не хотелось его оставлять, но он, откинув голову на спинку дивана и прикрыв глаза, лишь едва ли заметно мне кивнул, давая добро, а Таньке просипел:
— Спасибо.
Досадно она усмехнулась и кинула в меня колючим взглядом, мол, посмотри, что с парнем сделала. Необъятная тоска сковала грудь. И без нее знала, что виновата. Не веровала в такие совпадения. Тихо мы вышли в коридор.
— Что случилось? — тут же налетела на нее.
— А то ты не знаешь, — стервозно фыркнула, поправив воротник своей шубки. — Опять из-за тебя вляпался, — брезгливо выплюнула.
— Я не хотела этого, — с трудом нашла в себе слова. — Я просила не лезть…
— Боже! — закатила она раздраженно глаза. — Ты что, Белова не знаешь? Просила она, — остервенело шикнула, — как же! Он же из-за тебя во всем этом! — взмахнула эмоционально рукой. — Уже как два года барахтается! Так хоть было бы за что, а ты только носом своим воротишь! Цаца какая!
Почему два года?! Ведь этот полоумный только недавно появился! Что она несла? И почему это звучало, как горькая правда?
Алексеева и слова не дала мне вставить, продолжая свой монолог.
— Ах, — притворно мило зазвучал ее голос, — ты ж не знаешь! Бедная овечка, что Белов не посвятил в свои дела? — сперва она расплылась в ядовитой ухмылке победительницы, и тут же сузила щелки.
О чем она, черт побери, говорила?
— А ты спроси у своего ненаглядного в какой жопе он из-за тебя оказался, и узнаешь много чего интересного, — снисходительно ухмыльнулась, подкрасила губы и, обернувшись, изрекла. — Белов запал на самую непроходимую дуру, которая дальше своего носа ничего не видит.
Он запал на меня?
— Боже! — разразилась хохотом, но в нем не было ни толику радости, лишь издевка с досадой. — Ты и об этом не знала? Думаешь, он по доброте душевной бегает за тобой хвостиком и слюнями капает на пол при виде тебя?
Она говорила об этом, потому что хотела дать надежду? Не похоже… Ревность застилила её глаза поволокой, а ненависть практически можно было ощутить весомо.
— Сама святая простота! — фыркнула. — Я для него все, а он только тебя видит, — коброй прошипела. — Будь так добра, хоть притворись, что тебе на него не пофиг.
Алексеева была на грани. Кулаки сжимала, пыхтела и мысленно закапывала, судя по ее взгляду. Закрыв глаза, сделала два глубоких вдоха, а когда открыла те, они уже покрылись ледяной коркой.
— Завтра зайду, — прохладно бросила напоследок и громко хлопнула дверью.
