Во власти теней - Вера Эпингер

— И что ты скажешь? — он издевался надо мной и получал от этого удовольствие. — Что подделала мою подпись в зачётке? Ты не докажешь, что сдала экзамен.

Руки сжались в кулаки. Глубоко дыша, я пыталась успокоиться, а Градов поглядывал на меня с удовлетворённой усмешкой.

— Я… — я не знала, что хотела сказать, но что-то сказать всё-таки нужно было.

— Ты, Кристина, — он шагнул ко мне и заключил меня в крепкие объятия. — А теперь выслушай меня, — добавил тихо, практически шёпотом. — Быть может, я погорячился в тот раз, и это тебя задело. Но я не потерплю никого рядом с тобой, понимаешь? Тем более этого щегла Шувалова. — Я впервые за долгое время слышала в его словах эмоции. — Более того, твои отказы приводят меня в бешенство. Я до сих пор пытаюсь понять, что в тебе есть такое, чего нет в других. Что заставило меня нарушить собственные, мать их, принципы.

Я не шевелилась, и может быть поэтому слышала, как гулко бьётся его обычно спокойное, непоколебимое сердце.

— Я хочу тебя, Кристина. Хочу, чтобы ты была только моей. И, как ты уже успела заметить, я дал себе поблажку и позволил тебе увидеть больше, чем кому бы ни было. Ты была в моём доме, ты это осознаёшь?

— Вы манипулируете мной, — медленно произнесла.

— Ты не оставила мне выбора. Уж извини, но я привык пользоваться имеющимися у меня ресурсами. Мне нужно было привлечь твоё внимание — и я это сделал, — он чуть ослабил объятия, позволяя отодвинуться от него и поднять голову.

— Хороши отношения, — горько усмехнулась, глядя в его глаза.

— Я не хотел сделать тебе больно, — либо он действительно не врал, либо врал так искусно, что я не замечала этого.

— Но сделали.

— И я готов рассчитаться за это.

— Рассчитаться? — скривилась. — Какое слово вы выбрали. Не «извиниться», не «раскаяться»… рассчитаться.

— Ты знаешь, что я имел в виду. Хорошо, Кристина, раз ты этого хочешь, то я дам тебе право выбора. Ты можешь получить свою оценку и идти на все четыре стороны, забыв про то, что нас что-либо связывало.

— Либо?

— Либо постараться понять и принять причину моих поступков и позволить мне быть с тобой.

Вот оно как — Градов во всей красе. Какой же он всё-таки манипулятор! «Позволить ему быть со мной» — словно это от меня, а не от него зависит судьба наших отношений. Красиво стелет, аж заслушаешься! И что самое обидное… это действует.

А затем он меня поцеловал. Так чувственно, будто любя, едва касаясь губами и языком. Будто боясь спугнуть. И в этом поцелуе было столько нежности, столько хрупкости, что закружилась голова. В груди что-то ёкнуло. Разум столкнулся с серьёзным сопротивлением… он кричал, вопил об опасности, о том, что я делаю ошибку, настойчиво напоминал о внутреннем обещании не погубить Андрея, но… в схватке с чувствами потерпел поражение.

Я… ответила на поцелуй. И это означало мою полную капитуляцию.

— Ты не пожалеешь, моя девочка, — тихий шёпот и мимолётное прикосновение губ к виску.

А затем я наблюдала, как Градов вносит в ведомость мою оценку и ставит подпись. Как, улыбаясь, передаёт мне эту чёртову ведомость. Как проворачивает ключ в замке, возвращая мне путь на свободу.

— Нас с Шуваловым связывает только дружба, — зачем-то сказала я прежде, чем уйти.

— Это не важно, уже не важно, — только и услышала в ответ. И эта фраза могла значить многое.

Я ушла, не попрощавшись. Просто развернулась и вышла вон, зная, что мы всё равно сегодня увидимся. Градов дал мне это понять. Словно невидимка, прошла по коридору, полному студентов. Для них я была персоной, не стоящей внимания. Какая-то зелёная первокурсница, которой понадобился преподаватель по ТГП. Им бы даже в голову не пришло, что там, за закрытой дверью, я продала душу Дьяволу. Теперь уже окончательно и бесповоротно.

Девушка в деканате с улыбкой приняла заполненную ведомость и, поздравив с закрытой сессией, пожелала удачи. Откуда ей было знать, что она действительно мне понадобится?

В тот жаркий день, в последнюю неделю июля, я была свидетелем подвига Шувалова. Я видела, как Градов удивлённо рассматривал мою скромную персону, ютящуюся на кожаном диванчике в зале ожидания арбитражного суда. Своей спиной ощущала, как он буравил меня взглядом, когда после объявления нашего судебного процесса я заходила в зал в качестве слушателя. Своими глазами наблюдала, как на его лице появилась жёсткая маска, когда в последнюю секунду перед началом заседания в зал влетел Шувалов.

— Здравствуйте, уважаемый суд, прошу прощения за опоздание, — запыхавшись, выпалил Андрей, — представитель ответчика Шувалов Андрей Павлович.

Передав судье паспорт и доверенность, он мельком взглянул на меня, подмигнул и устроился за столом у входа.

Я перевела взгляд на Евгения Александровича и невольно сглотнула: таким я его ещё не видела. За месяц мы встречались так часто, что мне начало казаться: я выучила все его эмоции и могла узнать все их проявления, будь то лёгкое неудовольствие или даже глухое раздражение. Сейчас же я видела слепое бешенство, скрывающееся за маской безразличия. Его выдавал взгляд — он пронзал Шувалова насквозь и обещал тому все возможные кары. Предательство и игру в двое ворот Градов не прощал никогда.

Пусть Андрею ещё далеко до Градова, но всё-таки он был хорош. Оба — вышколенные, компетентные, с отлично поставленной речью и желанием победить другого. Они противостояли друг другу — даже не в иске, но лично. Шувалов посмел заявить права на нечто большее, чем он сейчас имел. Все его действия кричали, что скоро у Градова появится настоящий конкурент, которого стоит опасаться.

Заседание оказалось предварительным. Судья, темноволосый мужчина лет пятидесяти, с военной выправкой, внимательно выслушав стороны, назначил дату основного заседания на тридцатое августа, тем самым давая понять, что на сегодня всё.

Из зала я вышла первой. Следом за мной — Андрей, и только потом Градов.

Я успела шепнуть Шувалову «Ты молодец» и увидеть благодарность в его взгляде прежде, чем мои действия мог заметить Евгений Александрович.

— Ты уволен, — и грянул гром… Градов сказал это прямолинейно и просто, не смущаясь других борцов за справедливость, коих был полон зал ожидания.

Андрей встретил его слова с усмешкой:

— Заявление с самого утра на вашем столе, Евгений Александрович, — правда на Градова это впечатления не произвело. Он просто повернулся ко мне:

— Приятно