— Неужели? — растерявшись, спросил шейх Ясин. — Тогда почему мы не спрашиваем у учеников, кем бы они хотели быть: мудрецами, знающими ответы, или запутавшимися людьми, у которых только и есть, что вопросы?
Все мои друзья встали на сторону шейха Ясина, но я-то понимал, что сделали они это неискренне, просто хотели снискать расположение учителя. Я промолчал.
— Человек, который считает, что у него есть ответы на все вопросы, олицетворение невежества, — безразлично пожал плечами Шамс и повернулся к нашему учителю: — Поскольку ты готов ответить на все вопросы, позволь мне задать тебе всего один.
Вот тут-то я начал беспокоиться насчет того, куда их может завести беседа. Однако предотвратить это у меня не было никакой возможности.
— Ты ведь считаешь меня слугой дьявола, — проговорил Шамс, — так поведай нам, пожалуйста, свое мнение о шайтане.
— Пожалуйста, — согласился шейх Ясин, никогда не упускавший случая произнести проповедь. — Наша религия, последняя и лучшая из авраамических религий[29], говорит нам, что шайтан стал причиной изгнания Адама и Евы из рая. В качестве детей падших родителей мы все должны быть настороже, потому что шайтан умеет менять свои обличил. Иногда он появляется в виде картежника, который приглашает нас поиграть, иногда — в виде красивой молодой женщины, которая пытается нас совратить… Шайтан может принять любое, самое неожиданное обличье, например странствующего дервиша.
Словно ожидая этого, Шамс понимающе усмехнулся:
— Ясно, что ты имеешь в виду. Наверно, гораздо легче и приятнее думать, что дьявол находится вне нас.
— Ты это о чем? — спросил шейх Ясин.
— Ну, если, как ты считаешь, шайтан настолько могуществен и многолик, то у человека нет оснований винить себя за свои грехи. Что бы ни случалось хорошего, мы благодарим Бога, а во всем плохом виним шайтана. В любом случае мы не виноваты. Как все просто, проще некуда!
Все еще произнося свою речь, Шамс начал мерить шагами классную комнату, и его голос с каждым словом становился все громче.
— Однако на одно мгновение вообразите, что никакого шайтана нет. И все те страшные образы, от которых у людей холодеет кровь, придуманы, чтобы что-то доказать нам. Но они давно устарели и потеряли свой первоначальный смысл.
— Что еще за первоначальный смысл? — скрестив руки на груди, недовольно переспросил шейх Ясин.
— Ах, так, значит, у тебя все же есть вопрос, — сказал Шамс. — Первоначальный смысл в том, что мучения человеческие могут быть бесконечны. Ад внутри нас так же, как и рай. Кур’ан говорит, что люди — самые гордые и возвышенные существа. Мы выше самых возвышенных, но также ниже самых низких. Если бы мы могли докопаться до глубинного смысла этого, мы бы перестали искать повсюду шайтана, а вместо этого сосредоточились бы на самих себе. Нам необходимо настоящее знание себя. Не стоит искать ошибки у других людей.
— Вот иди и займись собой, а там глядишь, иншалла, и искупишь свои грехи, — заявил Шейх Ясин. — Настоящий ученый должен следить за своими ближними.
— Тогда позволь мне рассказать тебе одну историю, — с насмешливой любезностью произнес Шамс, хотя, возможно, насмешка мне почудилась.
И он рассказал нам:
— Четыре торговца молились в мечети, когда увидели входящего муэдзина. Первый торговец перестал молиться и спросил: «Муэдзин! Уже звали на молитву? Или у нас еще есть время?» Второй торговец тоже перестал молиться и повернулся к тому: «Ты прервал молитву, и теперь она не считается. Придется начинать сначала!» Услышав это, третий торговец сказал: «Ты, дурак, зачем ругаешь его? Занимался бы лучше своей молитвой, потому что она тоже теперь не считается». Четвертый торговец произнес с улыбкой: «Вы только посмотрите на них! Все трое испортили свою молитву. Слава Богу, меня это обошло».
Закончив свою историю, Шамс немного постоял, глядя на учеников, а потом спросил:
— Ну, что вы думаете? Кто, по-вашему, неудачно молился?
По классу прокатился гул, пока мы, перешептываясь, искали ответ на вопрос. Наконец кто-то из заднего ряда проговорил:
— У второго, третьего и четвертого торговцев не получилось с молитвой. А первый торговец ни в чем не виноват, потому что он всего лишь задал вопрос муэдзину.
— Но и ему не следовало отвлекаться от молитвы, — вмешался Иршад. — Очевидно, что все торговцы виноваты, кроме четвертого, потому что он говорил сам с собой.
Я отвернулся, потому что не был согласен с обоими ответами, однако решил держать рот на замке. У меня появилось такое чувство, что мой ответ придется не ко двору.
Однако едва эта мысль промелькнула у меня в голове, как Шамс показал на меня пальцем и спросил:
— Ну а ты там? Что ты думаешь?
От страха мне не сразу удалось обрести голос.
— Если эти торговцы совершили ошибку, то не потому, что разговаривали во время молитвы, а потому, что занимались не своими молитвами и не разговором с Богом, а любопытствовали насчет мнения окружающих их людей. Тем не менее если их судить, то, боюсь, я совершу ту же самую ошибку, что и они.
— И каков твой ответ? — вмешался шейх Ясин, неожиданно заинтересовавшись моим рассуждением.
— Мой ответ таков. Все четверо совершили одинаковые ошибки, но ни один из них не был неправ, потому что не наше дело их судить.
Шамс сделал шаг мне навстречу и посмотрел на меня с такой теплотой, что я ощутил себя маленьким мальчиком, наслаждающимся безграничной родительской любовью. Шамс спросил, как меня зовут, а потом заметил учителю Ясину:
— У твоего друга Хусама сердце суфия.
Я покраснел до ушей, услышав это. У меня не было никаких сомнений, что потом, после занятий, шейх Ясин посмеется надо мной, да и мои школьные приятели не упустят случая поиздеваться. Однако я поднял голову и улыбнулся Шамсу. Он тоже улыбался мне, да еще подмигнул, не прерывая своих объяснений:
— Суфий говорит: «Мне важна моя внутренняя встреча с Богом, так что мне не до суждений других людей». А вот ортодоксальный ученый всегда ищет ошибки у других. Однако, юноши, не забывайте: тот, кто недоволен другими, как правило, виноват сам.
— Перестань смущать моих учеников! — воскликнул шейх Ясин. — Как ученые, мы не можем не интересоваться, что думают и делают другие. Люди задают нам множество вопросов и ждут, что мы должным образом ответим им, чтобы они могли правильно исполнять свой религиозный долг. Нас спрашивают, надо ли повторять омовение, если вдруг пойдет кровь из носа, и как быть с постом во время путешествия, и много о чем другом. Учения Шафи’ия, Ханафи, Ханбали и Малика отличаются друг от друга, когда дело доходит до таких вещей. У каждой школы есть свои ответы, которые нужно изучать и знать.
