тебя видеть. Как провела время? Понравилось?
– Очень! Там было так здорово! Мне кучу перьев павлина подарили, и еще я научилась ездить на пони. Могу даже барьер взять, правда, не очень высокий пока, но уже могу. Папа сказал, что тоже пони мне купит, если ты возражать не станешь. Ты не станешь?
– Не стану, если пообещаешь быть очень ответственной и осторожной. И ездить только в сопровождении инструктора и слушаться его во всем.
– Конечно, буду. Я и в санатории всегда инструктора слушалась, иначе бы мне ездить не разрешили.
– Прекрасно. Я рада, что ты такая умница. И не стану возражать против пони для тебя.
– Мам, мам, а ты дашь мне послушать, как братик шевелится? Папа сказал, что это уже можно услышать, – дочь осторожно коснулась округлившегося живота Маргариты.
– Дам, раз тебе хочется, – кивнула она.
– Конечно, хочется! А ты скоро его родишь? А мне играть с ним можно будет? А то мне играть тут не с кем, если только с Софи. Ты не бойся, я уже умею с малышами играть. Я в санатории видела и малышей, и совсем маленьких. Там много маленьких было. Я даже видела один раз, как им памперс меняют. Вот, – дочь с гордостью взглянула на нее.
– Совсем ты у меня взрослая стала. Все знаешь и понимаешь. Это замечательно, – Маргарита вновь её чмокнула в макушку.
– О чем секретничаете? – к ним подошел поднявшийся по лестнице Аркадий.
– О малышах, пони и перьях павлина, – улыбнулась ему Маргарита.
– Ничего себе, всего пара минут, а сколько проблем вы уже обсудить успели. Вот что значит девчонки, – игриво подмигнул он ей.
В это время Катя подбежала к столику с очищенными апельсинами:
– А ты кому их чистила, мамочка? Мне, да? – обернулась она к Маргарите.
Секундным замешательством Маргариты тут же воспользовался Аркадий:
– Конечно тебе. Кому же еще? Мама знает, что ты любишь апельсины, поэтому, пока ждала нас, почистила их для тебя. Только ты сбегай руки сначала вымой, прежде чем их брать.
– Хорошо, сейчас, – тут же кивнула дочь, и радостно добавив: – Спасибо, мамочка, мне очень приятно, – убежала в дом.
Маргарита, глядя прямо в глаза мужу, укоризненно покачала головой.
– Не сердись, ласточка моя. Будем считать, что ты неосознанно это для нее сделала, – улыбнулся Аркадий, уже знающий о её необычных вкусовых пристрастиях, возникших в связи с беременностью.
– Умный ты… – иронично протянула Маргарита, вновь садясь за столик.
– Что есть, то есть, отпираться не стану, – усмехнулся в ответ он, присаживаясь рядом, потом ладонью осторожно накрыл её руку: – Как чувствуешь себя?
– Замечательно. Особенно если учесть, что сбылась моя мечта.
– Какая?
– Сидеть вот так на террасе собственного дома, слушая Франка Дюваля, рядом с тем, кто понимает тебя без слов и никогда не предаст.
– Я рад, – он осторожно поднял её руку и прижал к губам.
В это время к ним подбежала Катюша и, усевшись на соседний стул, потянула к себе вазочку с апельсинами:
– Мам, а мне их все съесть можно?
– Конечно, кушай все.
– Нет, я лучше с вами поделюсь. Давай так: один мне, один тебе и один папе. Ладно? А когда братик родиться мы и ему апельсин тоже почистим.
– Хорошо, заинька, ты молодец, что поделиться решила. Я рада, что моя дочка такой доброй растет. Ты начинай кушать, а там посмотрим кому сколько.
Маргарита смотрела на дочь, с аппетитом жующую апельсин и постепенно перемазывающуюся его соком, и впервые за все время не чувствовала никакого негатива, скорее умиление и нежность.
Аркадий чуть сильнее сжал её руку, и она подняла на него взгляд.
– Я счастлив, ты умница у меня, – почувствовав её настрой, эмоциональным шепотом выдохнул он.
– Я тоже счастлива, – кивнула она.
– И я! Я тоже счастлива! – подняв все перемазанное в апельсиновом соке лицо, улыбнулась им Катюша.
А музыка из радиоприемника все плыла и плыла над ними, смешиваясь с шумом плещущихся внизу волн и даруя умиротворение и тихую радость.
