— Госпоже графине лучше знать. У нее было много разных горничных, — заметила Лена.
— Единственная, кто удовлетворяет всем моим требованиям, это ты, моя дорогая, — польстила ей графиня.
Лена помогла хозяйке расстегнуть сзади длинный ряд крохотных пуговичек. Обтянутые той же материей, из которой было сшито платье, эти пуговки с воздушными петельками тянулись вдоль спины, образуя зубчатый узор.
— Я заказала это платье по особому случаю. Мы с мужем празднуем годовщину нашей свадьбы. Сегодня вечером мы едем в Чезену, в театр «Бончи» на премьеру «Тристана». Из Рима приедут мои подруги Надя Барберини и Аурора Джованелли. Они собираются погостить у нас на вилле. И поскольку они не взяли с собой слуг, тебе придется о них позаботиться. Вот увидишь, они не будут скупиться на чаевые, — поторопилась успокоить ее Одетта.
— Это не имеет никакого значения, мадам. Я и без того получаю прекрасное жалованье, — ответила Лена.
Граф тоже был щедр на чаевые, но всякий раз, принимая от него горсть монет, Лена мучительно краснела, словно протягивала руку за милостыней.
Для Одетты эта молоденькая крестьянка по-прежнему оставалась неразрешимой загадкой. Молчаливая, сдержанная, одаренная поразительной восприимчивостью, она никак не позволяла вызвать себя на откровенный разговор. Одетта так и не сумела понять, какие чувства испытывает к ней ее горничная: симпатию или неприязнь. Лена редко улыбалась, но держалась спокойно и невозмутимо. Она ни разу не дала хозяйке повода для недовольства и была, казалось, глуха к похвалам. Да, Лена что-то скрывала, но что именно? Этого Одетта не знала.
Сейчас она украдкой наблюдала за своей горничной, пока та убирала в шкаф новое платье. Одетта видела ее отражение в зеркале, перед которым сидела, расчесывая щеткой волосы.
— Мы даем званый ужин для моих римских друзей. Граф пригласил двух господ из Милана. Кажется, они стоят во главе какого-то крупного химического предприятия. Что-то в этом роде.
Повесив наряд в шкаф, Лена, все так же молча, принялась подбирать и складывать небрежно разбросанное по комнате белье и платье.
— Среди приглашенных будет и синьор Спартак Рангони. Ты ведь с ним знакома? — спросила Одетта.
Лена, поднявшая в этот момент с ковра блузку, застыла на мгновение, но ничего не ответила.
— Ну, конечно же, как ты можешь его не знать! Он еще недавно был помощником управляющего нашей усадьбой в Луго. Ушел всего пару месяцев назад, — настойчиво продолжала графиня.
— В деревне все друг друга знают, — уклончиво ответила Лена.
— Такой видный блондин непременно должен бросаться в глаза. — Одетта упорно продолжала гнуть свою линию. — И ты хочешь сказать, что никогда не обращала на него внимания?
— Я ничего не хочу сказать. — Лена положила блузку в ящик и закрыла его с глухим стуком.
Она знала об отношениях Спартака с графиней и страдала из-за них, хотя речь шла всего лишь о нескольких случайных встречах. Лена по-прежнему любила своего отвергнутого поклонника и ревновала к Одетте, считая, что никогда не сможет соперничать с такой красавицей.
— Среди всех, с кем мне довелось познакомиться в деревне, ты, Лена, и молодой Спартак Рангони кажетесь мне самыми удивительными и непонятными созданиями. Вы словно предназначены для иной роли, чем та, что вам приходится исполнять. Я бы сказала о вас так: красивые и гордые. Вы как будто созданы друг для друга, — коварно намекнула Одетта.
— Графиня забывает, что я замужем. У нас в деревне супружеская верность все еще в цене, — заметила Лена, понизив голос.
Одетта бросила щетку на туалетный столик и рывком обернулась.
— Лена, a suffit[32], — прошипела она.
— Oui, madame[33], — ответила молодая женщина, понимая, что переступила границу дозволенного.
— Тебе придется извиниться за свою дерзость.
— Прошу прощения у госпожи графини, — покорно извинилась Лена, опуская глаза.
— Это пока все, можешь идти, — сухо отослала ее Одетта.
Слова графини прозвучали как угроза. Лена поняла, что придется расплачиваться за нанесенное оскорбление, но не представляла, когда и каким образом Одетта намерена ее наказать.
Когда она нанималась на работу, граф Ардуино заверил ее, что все будут оказывать ей уважение. И сейчас Лена должна была честно признать, что Одетта обращалась с ней хорошо. Уж скорее это она сама несколькими презрительными словами, брошенными сгоряча, оскорбила графиню. Но как объяснить Одетте, что она ревнует и страдает, что ненавидит себя, потому что продолжает, несмотря ни на что, хранить и лелеять в своем сердце запретное чувство? Встревоженная и испуганная, Лена вышла из будуара и спустилась по служебной лестнице в кухню.
Повариха оказалась единственным человеком в доме, с которым ей удалось найти общий язык. Мадам Рене, в свою очередь, всю прислугу держала на расстоянии вытянутой руки, за исключением Лены. В тот момент, когда Лена появилась на пороге кухни, она готовила фарш из сала с мелко нашинкованным луком и толченым миндалем. Нож так и ходил вверх-вниз по разделочной доске с поражающей глаз скоростью. Лена присела на табурет рядом с поварихой.
— Mon petit lapin[34], — ласково улыбнулась ей мадам Рене. — Сейчас я приготовлю тебе изумительный sabayon[35].
— Вы просто ангел, Рене, — сказала Лена. — Vous etes un ange, — повторила она по-французски.
— А ты делаешь успехи в языке. В отличие от настроения, — заметила француженка.
— Мадам меня отругала, — призналась Лена.
— Может, расскажешь мне la petit histoire[36]? — с материнским участием спросила мадам Рене.
Лена не могла поведать о случившемся, но ей хотелось выяснить, свойственна ли мстительность характеру Одетты, и если да, то до какой степени.
— Вы давно знаете графиню. Она добрая или злая?
— Она делает вид, что веселится, но на самом деле она глубоко несчастна, — ответила повариха. — Судя по тому, какие блюда заказывают мои хозяева, мне всегда удается угадать, в каком настроении они пребывают. Monsieur 1е comte[37] живет, не зная забот. Любит острые блюда с жирными соусами, хотя они вовсе не полезны для его здоровья. Он, возможно, не желает продлить свои дни, но уж то, что ему отпущено, хочет прожить с удовольствием. А вот madame la comtesse[38] требует только сладостей. Ей нужно, чтобы ее любили, чтобы ею восхищались. Ей, бедняжке, недостаточно преданности мужа.
— Это я тоже поняла, — с горечью вздохнула Лена.
— Не обращай внимания на ее попреки. Вот ты переживаешь, а она небось уже все забыла, — успокоила ее повариха, подавая чашку вкусно пахнущего, поднявшегося шапкой крема.
