– Конечно, я восхищаюсь ею! Но люблю-то я тебя!
Уходить было уже поздно.
– Почему бы просто не принять меня? – продолжил Джесси. – Мне плевать на возраст, ты это знаешь! Мэтти, сколько раз я тебе это повторял? Я просто хочу быть с тобой. Я тоскую по тебе. Финн по тебе скучает.
Мэтти? Финн? А я-то лишь раз оказалась достаточно близко к сыну Джесси, когда видела, как тот спит в ту ночь.
– Может, сейчас тебя, Джесси, и не беспокоит разница в возрасте, но меня она беспокоит. Я думаю об этом. Когда мне будет семьдесят, тебе будет слегка за пятьдесят. Это смехотворно, нелепо. И я тебе уже говорила, что не стану заниматься с тобой сексом, пока между тобой и Кэсси продолжаются некие отношения. Это неправильно и нечестно. Я люблю вас обоих. И вообще-то, тебе не следовало быть здесь сейчас.
– Между нами все кончено. Я о Кэсси и себе. Мы просто друзья. Да на самом-то деле мы и всегда были только друзьями. Нам ничего другого не суждено.
Прежде чем услышать что-либо еще, я наконец собралась с силами и тихо, осторожно попятилась назад, к двери, и вышла на улицу. В голове у меня гудело. Джесси восхищается мной. Джесси любит Матильду. Джесси мой друг. Джесси хочет быть партнером Матильды. Я вспомнила его пьяную тяжелую вспышку раздражения в канун Рождества. Как ни смотри, Матильда, скорее всего, помешала планам Джесси оказаться с ней, поставив меня на их дороге в надежде, что из простой помехи я смогу превратиться в настоящую причину того, что они не смогут быть вместе. Я подумала о том, что Джесси говорил в ту ночь: люди из прошлого могут повлиять на все то, что может быть у нас в будущем. А я-то была настолько самонадеянна, что решила: Джесси ничуть не страдает от какой-то собственной ноши.
Какой безумный и грустный круг, думала я, и из моих глаз сами собой катились теплые слезы. Я попыталась найти в себе гнев, ведь должен был он где-то скрываться, но, как только я вытащила его на поверхность, он исчез. Зато вспыхнул страх. Но страх чего? Страх быть отвергнутой? Страх не нашел за что зацепиться и тоже растаял. Похоже, для этого древнего дурного чувства не осталось во мне никакой опоры. Я вытерла глаза тыльной стороной ладони и отправилась в обратный путь. На Магазин-стрит я поймала такси, слишком усталая, чтобы добираться до дома пешком.
Хорошенько выплакавшись, я в ту ночь спала так хорошо, как не спала уже много-много ночей.
Я вышла из машины и остановилась в начале улицы Фуко, в Трокадеро, держа в дрожащих пальцах карточку Шага восьмого. Я дважды проверила направление, поглядывая на слово «Бесстрашие», отпечатанное на плотной бумаге, и записку от Матильды под ним:
Даже если ты решишь не принимать сегодня этот Шаг, знай: ты уже заслужила свою восьмую подвеску. С огромным восхищением,
Матильда.P. S. Водителю велено ждать тебя. Пожалуйста, будь осторожна. И позвони мне, когда вернешься в отель.
Я подошла к внушительной мавританской двери четырехэтажного особняка с доброй дюжиной итальянских балконов, выходивших на улицу. Формально это был таунхаус, расположенный в конце длинного ряда роскошных зданий, построенных явно в начале восемнадцатого века. Прежде чем я успела стукнуть по древнему дереву, дверь бесшумно распахнулась и очень высокий, очень старый дворецкий низко поклонился мне. Он выпрямился и широким жестом предложил мне войти в абсолютно белый мраморный холл примерно тех же размеров, что и холл в Новоорлеанском музее искусств.
– Nous vous attendions, Mademoiselle Faraday. Puis-je prendre votre manteau?[1] – сказал он.
Manteau. Ну, это-то я вроде бы поняла. Я не знала, как одеться для интервью, замаскированного под сексуальную фантазию, а потому просто оделась как на работу – кремовые слаксы, шелковый шарф и темно-синяя спортивная куртка поверх белой блузки. Когда я протягивала дворецкому куртку, мои руки внезапно похолодели.
Дворецкий повел меня по длинному белому коридору с рядом окон по одной стороне, сквозь которые виднелась далекая Эйфелева башня. Бог мой, вот это вид! Мы миновали еще две двустворчатые двери в четырнадцать футов высотой, прежде чем белые стены уступили место темно-коричневым стенным панелям, окружавшим могучий каменный камин с львиными головами на карнизе над ним. Эта комната явно представляла собой рабочий кабинет или библиотеку; книжные полки целиком закрывали одну стену, а напротив них располагались французские створчатые окна, по обе стороны которых висели темно-вишневые бархатные занавеси, спадавшие на мраморный пол. В середине комнаты на прекрасном восточном ковре стоял длинный стол красного дерева, а позади стола красовалось черное кресло с высокой спинкой, из окна тоже открывался вид на Эйфелеву башню. Я едва успела перевести дыхание, как за моей спиной кто-то негромко откашлялся.
Я резко обернулась – и очутилась лицом к лицу с самим Пьером Кастилем. Он был очень красивым мужчиной.
– Соланж Фарадей. Как приятно видеть знакомое лицо! Вам явно пришлось проделать немалый путь от редакции новостей в Новом Орлеане до моего маленького убежища в Париже. Надеюсь, вы нашли меня без особого труда, – сказал он с искренней и теплой улыбкой и протянул мне руки.
Кастиль говорил с легким акцентом жителя Байю, а одет был весьма просто: в поношенные джинсы и голубую льняную рубашку, заправленную в штаны; ее цвет подчеркивал зеленый оттенок его глаз. Волосы Кастиля казались темнее и короче, чем тогда, когда я его видела в последний раз. И выглядел он сдержанным, скорее даже немного мрачным. Но все это отошло на второй план перед невероятным ощущением его присутствия; Кастиль обладал сексуальностью, с какой, осмелюсь сказать, не сравнился бы никто.
– Спасибо, что согласились… встретиться со мной, – сказала я, удивляясь собственной нервной дрожи.
– Вы были очень настойчивы. А я весьма любопытен, – ответил Кастиль, направляясь мимо меня к бару. – Что я могу вам предложить?
– Скотч, чистый. Пожалуйста, – сказала я.
– Хм, выпивка для взрослых.
Пока он наполнял стаканы, я огляделась по сторонам.
– У вас прекрасный дом.
– Рад, что вам нравится.
Нравится? У меня опустились плечи, отвисла челюсть, ослабели коленки.
– Как себя чувствует человек, который, просыпаясь по утрам, видит Эйфелеву башню? – спросила я. – Вы восторгаетесь ею все больше и больше или она вам надоедает?
Все так же улыбаясь, Кастиль подошел ко мне и протянул стакан, а потом словно оценил окружающее с той точки, с какой видела все это я. Дом, похоже, был выстроен полукругом, и его небольшой зеленый внутренний дворик играл роль авансцены перед прославленным сооружением вдали.
