Лайза Джуэлл - Холодные сердца

– Рори.

Я еду к тебе, Джим. На самом деле еду.

Я провела ночь у Мадлен! Всю ночь! Если точно, то я приехала в десять вечера и ушла темной ночью до того, как она проснулась, но мне удалось поспать пару часов. Не скажу, что это было легко. По правде говоря, это был сущий кошмар. Но, боже, Джим, это всего лишь начало. Как там говорят психиатры? ДЕТСКИЕ ШАЖКИ. Да, детские шажки. И я сделаю это снова, я обещаю. Детские шажки к тебе, Джим, и твоему телу. И ко всем чудесным вещам, которыми мы с тобой займемся в блаженной ночной темноте. О боже, как я хочу тебя. Правда. Честное слово.

хxxxxxxxxxx

Дорогой, спасибо тебе, ты подпитываешь меня энергией. Честное слово, я чувствую себя так, будто ради тебя готова на все. Я искренне начинаю верить в то, что могу измениться. Ты только представь себе! Сегодня, Джим, я оставлю машину в автосервисе. Если я поеду к тебе на ней, мне меньше всего хочется, чтобы у нее лопнула шина или выскочила прокладка, или как там называются эти автомобильные штуки! Согласись, ведь это бы было трагедией – побороть ужасных моих демонов, а потом не доехать до места из-за лопнувшей шины?

Поэтому я продаю кольцо, чтобы заплатить за ремонт и техобслуживание. К счастью, мастерская расположена в противоположной стороне от магазинов, и я очень надеюсь, что у меня не возникнет искушения потратить деньги прежде, чем я оплачу ремонт! И если подобный соблазн у меня все же появится, я подумаю о тебе, Джим, – высоком и красивом, стоящем в дверном проеме. Я подумаю о себе, о том, как я шагаю к тебе и попадаю в твои огромные сильные руки. Беру твою ладонь в свою и веду тебя к твоей кровати, и мне этого будет достаточно. Это все, чего я хочу сейчас.

ххххххххххх

Нет, Джим, мне не нужно ни пенса твоих денег! Ты красивый, удивительный мужчина, но, как и я, стеснен в средствах, и тебе незачем оплачивать ремонт моего старого драндулета. Лучше приготовь к моему приезду что-нибудь вкусненькое.

Прошлой ночью я собиралась провести еще одну «репетицию» в доме Мадлен, но, похоже, подхватила сильную простуду. У меня течет из носа, и я жутко кашляю. Не одно, так другое! Виню во всем общественные бани. Наверно, хватит туда ходить. Да и не очень чисто у них, я видела там какую-то плесень. Ужас! Так что подожду, когда пройдет кашель, и лишь после этого мы с Мэдди будем строить новые планы. Ты еще не устал ждать меня, Джим? Тебе не надоели слова вместо действий? Я делаю все, что только в моих силах. Я меняюсь ради тебя, Джим. Медленно, но верно.

ххххххххх

Сначала у Рори просто не нашлось слов. Он разучился разговаривать с родственниками. Он вообще разучился разговаривать. Точка. Он провел полтора месяца в буддийском монастыре в ежедневной 23-часовой безмолвной молитве и медитации среди выбеленных известкой стен и бритоголовых монахов. Никакой музыки. Никакого телевидения. Никакого транспорта. Лишь цикады и молитвенные напевы.

Он не хотел возвращаться в Англию. Не хотел видеть эти глупые, растерянные лица, заплаканного отца и любопытных сестер. Но в монастыре он испытал миг глубокого озарения. Он понял, что во всем виноват сам.

Риз покончил с собой из-за него, потому что он был ему плохим братом. Это он оттолкнул от себя Кайли, отказавшись от нее и от ребенка, и она ушла к его отцу. Этот союз стал причиной скандала на похоронах Вики, о чем Мэган сообщила ему в электронном письме без точек и запятых, написанном вскоре после того, как это случилось. И вот теперь его мать умерла, а все потому, что когда его выпустили из тюрьмы, он не вернулся домой, чтобы присматривать и заботиться о ней. Его место было с ней рядом. Но его там не было. И вот теперь ее не стало. Это его вина. Всецело, от начала и до конца.

Все они внешне изрядно постарели. Отец так вообще на вид дряхлый старик. Его сестры – взрослые женщины, зрелые, располневшие. Младшая сестра беременна. Он даже не может припомнить, сколько ей сейчас лет. Рори с трудом помнил, сколько лет ему самому. Обе на вид какие-то разжиревшие. Может, на самом деле они вовсе и не жирные, но ему так кажется. По сравнению с ним. По сравнению с теми людьми, вместе с которыми он трижды в день в течение шести недель ел рис и пил бульон, по сравнению с крестьянами и фермерами, которые поблизости от них обрабатывали землю.

И этот дом, дом его матери, где он вырос, где лишился брата, а потом потерял самого себя. Он совсем не был похож на монастырь. Рори обошел его по периметру, обошел несколько раз, ожидая, что кто-то заметит его присутствие. Он заглядывал в окна, в стеклянные двери и видел какие-то пачки и коробки. Это были вещи. Всякий хлам. Он подумал о том, как в детстве смеялся над причудами матери.

Ему вспомнились поездки в дешевые супермаркеты, а потом в доме оказывалось огромное количество всяких вещей. Тратилось огромное количество денег, безостановочно шло накопление ненужного барахла. Как он мог находить это смешным? И даже трогательным? Это же было просто мерзко! То, что его мать сотворила с домом, когда бедняки копались на свалках в поисках еды, когда на глазах у родителей умирали дети, когда от болезней погибали целые деревни, в которых пересыхали колодцы, было вопиющей безнравственностью. Жутким гротеском.

А его сестры, с накрашенными ресницами и в идиотских туфлях? Его племянница (он предположил, что это племянница) с гривой светлых волос, ярко накрашенными ногтями, капризная. Они казались ему чужими, пришельцами, инопланетянами. Честное слово, он не удивился бы, будь у них зеленая кожа и щупальца.

Что ж, придется привыкать. Постараться не слушать голос разума, закрыть глаза на его жалобы и возмущение. Теперь он здесь – то, что от него осталось, – и его ждет работа.

Он улыбнулся, встал и сказал:

– Все в порядке?

Колин протянул ему коробку, такую же, какую привез дочерям.

– Нет, спасибо. Мне не нужно никаких вещей.

– Смотри, потом пожалеешь, – предупредил Колин. – Однажды ты подумаешь, что зря этого не сделал, но будет поздно.

Рори вновь покачал головой.

– Нет, такого не будет. Я не слишком хорошо знаю себя, но знаю достаточно. Кроме того, мне будет негде это хранить.

– Я могу оставить эти вещи у себя, – предложила Мэган. – Пока ты где-нибудь устроишься.

Рори улыбнулся и покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Честно говоря, я ничего не хочу.

– Где ты намерен поселиться? – спросила Мэган.

– Может, здесь? – произнес он, глядя на нее, затем на отца и снова на нее. – Здесь найдется комната?

Отец отвел его наверх, показал комнату Риза и предложил найти матрас.

– Я могу спать и на полу, – ответил Рори. – Последние шесть лет я сплю исключительно на полу, так что мне не привыкать.

После того как Колин и Рори поднялись наверх, женщины переглянулись.

– Он выглядит таким подавленным, – заметила Бет.

– Он выглядит ужасно, – прокомментировала Мэган.

– По-моему, он выглядит круто, – поделилась своим мнением Молли.

Присутствие Рори как будто подстегнуло их. К концу дня они почти добрались до конца кухни – расчистили проход к окнам, и внутрь наконец ворвалось солнце. Солнечный свет приободрил их еще больше. Молли и Рори работали в паре, как самые младшие по возрасту и самые худые. Мэган задумчиво посматривала на них. Со стороны их можно было принять за отца и дочь – оба стройные, белокурые, с правильными чертами.

Они много разговаривали и часто чему-то смеялись. В присутствии Рори Молли позволяла себе вольности, как будто перед ней был не взрослый мужчина, а ее ровесник. Мэган не понимала и половины того, что они обсуждали, но было ясно: в компании племянницы Рори чувствует себя более свободно и раскованно, нежели в обществе сестер и отца. Молли не знала его. И потому не представляла для него угрозы.

Мэг не отпускало ощущение, что рядом с подростками брату комфортнее, нежели рядом с людьми своего возраста. Он как будто превратился в Питера Пэна. А может, подумала Мэган, он никогда толком и не был взрослым. Разве не так? Из дома в коммуну, из коммуны в подручные к наркоторговцу, оттуда в тюрьму, из тюрьмы в монастырь. Весь этот, казалось бы, разнообразный опыт на деле был одномерным: за него всегда думали другие. Рори так и не привык отвечать за себя сам.

Между тем стемнело, в небе повисли грозовые облака. Опасаясь дождя, все поспешили забраться в мини-вэн и покатили в паб. Это было одно из редких заведений, которое еще не успели превратить в гастрономический паб. Здесь все еще можно было увидеть узорчатый ковер на полу и закатанное в пластик меню.

– Когда-то я постоянно приходил сюда, – признался Рори и, сунув руки в карманы старого отцовского пиджака, обвел глазами помещение. – Мы с друзьями частенько здесь выпивали, хотя в ту пору нам всем еще не было и восемнадцати. Но хозяин заведения закрывал на это глаза. – Он пожал плечами.