Или еще проще: меньше знаешь – крепче спишь.
Если же вы не удержались и что-то раскопали, подумайте, что вы желаете получить в итоге разборки: развод или извинения? Готовы ли вы расстаться? Только взвесив все «за» и «против», можно идти в атаку. Лучше не доводить до того, чтобы прощать. Мужчина – большой ребенок. Если его один раз простили за сожранную чужую конфету, то он и второй раз сделает то же самое. И третий, и четвертый. А может быть, и с ужасом остановится на первом разе. Это как повезет. Но лучше не экспериментировать.
Конечно, если у супруга на шее странные синяки, на пиджаке чужой длинный волос, а на воротнике помада, не стоит сразу предполагать самое худшее, но и прятать голову в песок не следует. Если вы идете в лес, то лешего там может и не оказаться, а вот медведь – запросто. Проведя аналогию, можно догадаться, что, выходя замуж, вы можете всю жизнь прожить с верным супругом, а можете и нарваться однажды на полуголую блондинку в собственной спальне или лаконичную записку «Ухожу. Полюбил другую».
Да, у нее ноги длиннее, грудь больше, а претензий к любимому меньше. Ее он слышит, а вас нет, ее он любит, а вас уже нет, она свободна – а вы еще нет. Если поподробнее поковыряться в последнем факте, то это не просто констатация вашего семейного положения. Ваш муж от вас еще не ушел. Вот тут имеет значение многое: насколько он привязан к вам, к детям, к дому. Скрывает он свою связь или нет. Чувствует вину или, наоборот, обвиняет вас. Она сильнее, а вы – умнее. Вы его знаете как облупленного. Там все возвышенно и красиво, а дома вы – в мятом фартуке и без макияжа. Не рвите сразу. Если ощущаете потребность отстоять своего мужчину, дайте ему возможность полюбоваться на соперницу в домашней обстановке. Есть риск, что он там приживется, но есть и шанс заполучить блудного мужа обратно. В любом случае силой, или слезами, или шантажом: «А как же дети!» – надолго вы его не удержите. Ваши удары точечные, а ее – массовые. Любовница может быть явлением временным, тогда и бояться нечего, или у нее есть далеко идущие планы. Предпринимать что-либо имеет смысл только во втором случае, в первом, скорее всего, ни о какой любви речи нет. Мужчины вообще путают любовь с физиологией, а когда доходит дело до разборок, немедленно врут, что ночевку у сослуживицы или затянувшуюся командировку изначально считали всего лишь гормональным всплеском. Интрижка – это насморк, который, лечи – не лечи, пройдет через десять дней. Мужчины по своей природе ленивы, и чем сильнее он к вам привык, тем сложнее его будет оторвать от привычной обстановки. Если только попадется слишком умная соперница.
Будьте мудрее, терпеливее, и тогда все у вас получится. Муж должен быть крепостью, за стенами которой вам уютно и надежно. Муж – это плот, на котором можно и нужно плыть долго и счастливо. Семейная жизнь подобна реке: она то течет плавно и неторопливо, то вдруг начинает петлять, разделяясь на ручьи, то вдруг обрывается водопадом, а потом снова чинно и неторопливо несет вас на волнах любви и спокойствия. Только надо выбрать плот по себе. И не только выбрать, но и оснастить его, подготовив к плаванию. Удачи вам в этом нелегком, но важном деле, ибо женщина создана для семьи. Так пусть ваша свадьба станет праздником, а последующая жизнь не превратится в похмелье.
Горько!»
Свидание с Черкасовым шло в лучших традициях розово-сиропных мелодрам. Он был обходителен, галантен, остроумен и обаятелен, как Ален Делон в молодые годы. Корзина непонятных фиолетово-голубых цветов, удивительно экзотических и нежных, вздохи, взгляды, полунамеки. Людмила чувствовала себя принцессой на горошине, и чем дальше, тем сильнее она напрягалась. Юрий был картинно хорош, придраться не к чему, даже интуиция изумленно молчала, наслаждаясь комплиментами и обществом настоящего принца. Людмила улыбалась, ужасаясь тому, что творилось в душе.
С ней определенно что-то было не так! То есть – совсем не так. Этот мужчина, о котором можно было только мечтать, – раздражал. И как только она додумалась до этого слова, то немедленно поняла – да, именно! Он ее раздражает, бесит.
«Может быть, я меняю ориентацию, если меня бесят уверенные в себе, красивые мужики, которым я нравлюсь? – холодея от ужаса, предположила Людмила. – Или это правда климакс? Или вообще – шизофрения? Да этого быть не может! Я мечтала о таком? Может быть, я его боюсь? Точно. Просто боюсь. Боюсь не соответствовать. Или потерять. Или влюбиться и стать однажды ненужной… Или это просто не мой мужчина?»
Внутренние метания привели к тому, что Людмила, незаметно для себя, довольно прилично выпила. Даже, можно сказать, неприлично напилась.
Образ Юрия слегка затуманился, его голос зазвучал глуше, и Людмила вдруг развеселилась. Ужин подходил к концу, принесли десерт. Ни с первой, ни со второй попытки ей не удалось подцепить ложкой виноградину на верхушке башни из сливок. Залихватски хихикнув, Люда отбросила ложку и попыталась поймать ягоду ртом, так как у рта площадь охвата несоизмеримо больше. Ощущение было такое, словно кто-то специально раскачивал стол, но виноградина попала по назначению. Правда, барышня немного не рассчитала и чуть не откусила край вазочки, что развеселило ее еще больше. Похоже, кавалер все ее действия одобрял, так как недовольства не выказывал и ободряюще улыбался.
«А может, мы оба надрались? – подумала Людмила. – И нас сейчас отсюда выгонят. Или вообще – в вытрезвитель увезут!»
Это было последней каплей. Представив, как они проводят ночь в вытрезвителе, Люда согнулась от хохота пополам и с трудом выговорила:
– Я сейчас приду!
Белозубый швейцар вежливо, но настойчиво оттер ее от двери мужского туалета, подтолкнув в нужном направлении.
В гулком помещении, выложенном кремовым кафелем, смех звучал абсолютно неприлично, и Людмила пугливо затихла.
– Домой хочу, – сообщила она своему нечеткому отражению в зеркале.
Поездка домой в таком состоянии ассоциировалась только с Рыжиковым.
– Правильно Женька сказал, спиваешься ты, мать, – горестно вздохнула она и попыталась пустить слезу. Но вместо этого опять захохотала. Настроение было хорошим вопреки всему.
Конечно, Рыжиков приехал сразу. С Черкасовым Люда даже не попрощалась, воровато прошмыгнув к выходу. Женя что-то выговаривал ей всю дорогу, потом смеялся, потом она что-то уронила у него в прихожей, и дальше навалилась тьма.
Утро было ужасным. Головы не было вообще, только шар, отзывавшийся болью на любой шорох.
– Умираю, – просипела Люда. Но спасать ее никто не торопился. Приоткрыв один глаз, она поняла, что умирает у Рыжикова.