Уже из кухни он крикнул:
— В ванной есть чистые полотенца и махровый халат.
Ирина вошла в просторную ванную комнату, оборудованную по последнему слову, медленно разделась, встала под душ. Прохладная вода привела ее в чувство. Она с силой растерлась большим полотенцем, оделась в голубой махровый халат, туго затянула пояс, расчесала волосы, не затрудняя себя их укладкой в прежнюю прическу. Так и вошла на кухню, посвежевшая, румяная, с распущенными по плечам пушистыми волосами. Меньшиков сидел за обеденным столом, прихлебывая кофе. Вид Ирины смутил его. Он покраснел, поперхнулся кофе.
— Ну, что я говорил! Похмелье вам идет.
— Бросьте. Никому оно не идет. Особенно если им злоупотреблять.
— Вы правы. Вам кофе или чаю?
— Чаю.
— Вот, только в пакетиках. Но зато хороший.
— Спасибо.
Они молча пили из своих чашек, наслаждаясь живительной силой столь любимых в народе напитков. Ирина скользила взглядом по кухне, отделанной в салатово-бежевых тонах. Вспомнив о штампе в меньшиковском паспорте, подумала, что кто-то должен поддерживать такую чистоту и порядок на кухне, да и во всей квартире. А вслух произнесла:
— Хорошо у вас, уютно и красиво.
— Мать приезжает, наводит чистоту, — объяснил он.
Он пристально смотрел на Ирину, как бы раздумывая, стоит ли пускаться в откровения с чужим человеком, но было в ней что-то такое, что располагало к открытому, без уловок и подтекстов, разговору.
— Скажите, Ирина Дмитриевна, вам часто приходится выслушивать чужие исповеди?
— Исповеди? Что вы подразумеваете под этим?
— Ну, различные жалобы на судьбу и прочее.
— Не знаю, я никогда не задумывалась над этим. Нет, по-моему, нечасто. У меня есть подруга…
— Нет, подруга — это само собой. Я говорю о случайных, незнакомых людях.
— А я не очень общительна. В молодости так вообще любила уединяться с книгой. Книги мне заменяли все, в том числе и общение. Наверное, и мужа упустила из-за этого.
— Вы в разводе?
— Да. Уже два года.
— Я тоже разведен, — сказал он, опустив голову.
— А инициатор — жена?
— Она ушла к другому. Да и зачем ей неудачник? Правильно поступила. Она еще молодая женщина. А я…
— Вы так говорите, будто на пенсию собрались…
— Не обидитесь, если выдам мужскую тайну?
— Н-нет, — удивилась Ирина.
— Слышали о такой болезни «Синдром менеджера»?
— Да, кое-что.
— Вот, перед вами типичный больной этим синдромом. Вижу, не очень понимаете, о чем идет речь. Импотенция, черт бы ее задрал! Полгода обивал пороги клиник, кучу денег потратил, а толку — ноль. Сексопатологи, урологи, невропатологи и прочие специалисты в голос твердят: все в норме, никаких отклонений. Мол, виноваты усталость, стрессы, заботы. А что я могу изменить в своей жизни? Пойти сторожем или дворником, но, думаю, и это не поможет. Человеку трудно избавиться от самого себя.
— И все же врачи отчасти правы. Я, например, сразу же заметила усталость на вашем лице.
— Да? Неужели это так заметно?
— Даже очень. Вам нужен капитальный отдых. Вы в отпуске когда были?
— Не помню.
— То есть?
— Совмещал деловые поездки с двухдневным отдыхом, вот и все. А так чтобы куда-то поехать на месяц — такого давно не было.
— И вы хотите, чтобы жена все это терпела?
— Нет, конечно. Да я все понимаю. Но изменить положение вещей все равно не могу.
— А ведь вы сами виноваты, что, как вол, тащите свою компанию на себе. Отсюда все ваши беды.
— Выдумаете?
— Но вы же сами сказали.
— И все равно не вижу выхода, — он сокрушенно помотал головой.
— Вы знаете, а мне хочется помочь вам. Я завтра, нет, сегодня же выйду на работу и постараюсь побыстрее войти в курс дела. Но только, чур, не бояться перемен! Договорились?
— Вы думаете, у нас получится? — недоверчиво спросил он.
— Скажите честно, в душе у вас есть хотя бы слабая надежда? Только не лукавьте.
— Надежда есть, но…
— Никаких «но». Вот с этого и начнем.
— С чего?
— С надежды на лучшее.
Уже неделю Ирина безвылазно сидела в офисе компании Меньшикова. Сам Александр Федорович по-прежнему проводил все время в разъездах, переговорах, бесконечных телефонных баталиях с партнерами. Его заместитель по коммерческим вопросам Чурилин, как ни странно, находил время для праздной болтовни, а порой исчезал на весь день, туманно бросив секретарше, что едет по клиентской сети, для координации. Ирина нашла общий язык с главбухом Софьей Натановной, предложив свою помощь, когда та мимоходом пожаловалась на запарку с отчетностью. Вдвоем они быстро разгребли целый ворох скопившихся за полмесяца бумаг.
— Ирина Дмитриевна, милая, вы даже не представляете, как помогли мне! — восклицала главбух, когда последняя бумажка была обработана на компьютере и подшита в папку.
— Как раз наоборот, очень представляю и сочувствую. На прежней работе мы эти функции выполняли вдвоем, а вам, я смотрю, приходится крутиться одной.
— И не говорите. Но раньше так и было — работали вдвоем. А потом эта женщина ушла в декрет, на ее место никого не взяли. Называется «сэкономили». Правда, оформили на полставки нашего экономиста, повысили ей оклад, а что толку? Ей то некогда, то она болеет. Только это федоркины отговорки, я вам скажу. Просто она племянница Чурилина. А он тут многим заправляет. Думаете, он сейчас по клиентам ездит? Как бы не так. Наверняка свои делишки обстряпывает.
— Как это?
— Только вы меня не выдавайте. А впрочем, наплевать. Я уже другую работу подыскала. Там и платят больше, и спокойнее, чем здесь. А Чурилин, мне кажется, приторговывает себе в карман. Вместо корпоративных интересов свои личные удовлетворяет. Он и клиентов прикормил. Те же материалы и оборудование, короче всю номенклатуру продает и от компании, и от себя. По-моему, оформил какую-то липу с индивидуальным предпринимательством или фиктивное ЧП, не знаю, и через них проталкивает сделки.
— Но это очень серьезное обвинение, Софья Натановна.
— А кто говорит, что это детский сад? Конечно, серьезное. Боюсь, что не поймать его с поличным. Скользкий этот Чурилин, умеет прикрыться бумажками. Его не переделать, только выгнать отсюда можно, да и то непросто. Они друзья со школы, с Меньшиковым-то.
— Неужели об этом никто не догадывается?
— Ну, почему не догадываются? Александру Федоровичу даже анонимки кто-то писал про чурилинские махинации. Это мне по секрету Таня, наша секретарша, шепнула.
— Не поверил?
— В том-то и дело, что нет. Правда, был крупный разговор. Татьяна слышала, как они матерились в кабинете директора. Но потом выпили по сто граммов коньяка и помирились.
