– Я в шоке, Старый! Бабы из тебя веревки вьют! Тебе заняться нечем? Костя, это не дело. Ты срываешь съемочный график. Мелехов долго терпеть не будет. Ты можешь бегать за продюсером, но не продюсер за тобой. Что ты творишь? Ты зазвездился?
Обнаров склонился к ребенку. Сын искал ротиком выпавшую соску-пустышку. Он подал пустышку ребенку, поправил шапочку. Сынишка почмокал губками, закряхтел, вытолкнул пустышку и тихонько заплакал. Обнаров достал из кармашка коляски бутылочку с водой и принялся поить сынишку.
– Жарко тебе, мой хороший. Сейчас в тенечек поедем.
– Ну, что это? Что это? – Беспалов поморщился, отвернулся. – Тебя Мелехов порвет, а ты ведешь себя, как баба! Ты, дубина, тратишь свое драгоценное время на тупые, чисто женские занятия. У тебя с головой все в порядке? – согнутым пальцем Сергей Беспалов постучал Обнарову по виску. – Когда Марта Федоровна сказала мне, что ты здесь, с сыном гуляешь, вместо того чтобы на съемочной площадке потеть, я обалдел! Смотрю, бродишь тут, с коляской… Ты пеленки стирать не пробовал?
– Здесь давай направо свернем, там тени больше.
Обнаров убрал бутылочку и опять подал сынишке пустышку. Ребенок зачмокал губками, запрокинул ручки вверх, на подушку и, зевнув, стал засыпать.
– Жарко… В такую погоду только дома под кондиционером сидеть. Но я боюсь, от кондиционера Егор простынет. Вот гулять и ушли, пока кондиционеры дома пашут.
Беспалов усмехнулся, развел руками.
– Костя, у меня двое детей. Я ни с одним не нянчился. Я – кормилец, добытчик. Понимаешь? Детям сопли вытирать – удел наших жен. Твоя принцесса что, не понимает, что сломает тебе карьеру, что ты не нянька, а кормилец? Ты раз кинешь людей, два кинешь, три кинешь, а потом ты станешь Шерстнёвым, тебя просто перестанут приглашать. Поговори с женой. Объясни. На место поставь.
Обнаров хмуро глянул на него.
– Говори тише, коротко и по делу.
– Дурак ты. Вот тебе коротко и по делу. Пока твоя королева по салонам красоты шарится и ноготочки полирует…
– Сергей, я разобью тебе лицо. Прямо сейчас. Честное слово! Есть границы моего терпения.
– Я не понял, ты себе цену набиваешь, а мне по морде?
– Ничего я не набиваю. Я просто просил перекроить график, дать мне хотя бы две недели свободных, чтобы помочь жене с новорожденным сыном. Мелехов отказался пойти навстречу, я сказал, что не буду с ним работать. Работу я еще не начинал, заменить меня просто. Поэтому нечего ему меня искать.
– Он пошел тебе на уступки. Он у Плотникова неделю для тебя вырвал. Он пересобачился с Плотниковым, а Плотников – это режиссер, который никогда под продюсера не ляжет. Он звонил тебе, чтобы сообщить, что у тебя есть законная неделя, но до тебя же невозможно дозвониться! Кстати, ассистент режиссера пасет тебя у подъезда.
– Мне без разницы
– Как это «без разницы»? Сценарий под нас с тобой писали, мы уйму сил и времени в подготовку вбухали!
– Я ушел с картины.
Беспалов склонился к Обнарову, озабоченно спросил:
– У тебя с головой все нормально? От такого материала не отказываются. Ты же сам все это затеял! Сейчас выдумываешь какие-то тошные отговорки. Надеюсь, ты свое решение пока не афишировал?
– Не афишировал. Все, Серый, уходи. Не трепли мне нервы.
– Нервы? Это у меня нервы! Если ты вылетаешь из проекта, не факт, что я там остаюсь. Ты обо мне подумал? О Жорике Папаянце подумал? О Витьке Золотове подумал? Боюсь, с твоим уходом нам тоже ничего не светит. Придет новая «звезда», будет диктовать новые условия. Черт бы тебя побрал, Костя, с твоими закидонами! Нельзя потребительски относиться к людям, даже если они твои друзья. Нельзя ставить их судьбы в зависимость от своего настроения.
– Прости, Серый.
– Знаешь куда ты иди со своим «прости»?! Короче, если ты через неделю не выйдешь на площадку…
Беспалов безнадежно махнул рукой и пошел назад, к центральной аллее.
– Сергей! – окрикнул его Обнаров. – Ты меня с рождением сына не поздравил.
Беспалов остановился, пару секунд постоял спиной к Обнарову, точно размышляя, подходить или нет, потом вернулся, протянул руку, сказал:
– Поздравляю.
Рукопожатие было сухим, коротким.– Пеленки все же попробуй стирать. У тебя получится! – раздраженно бросил он и пошел прочь.
Ночью самолет уносил его в Хайфу. В самолете Обнаров решил отоспаться.
Сразу после посадки он включил плеер с записями Фрэнка Синатры, поправил наушники и под бархатный голос американца блаженно закрыл глаза.
– Э-эй! Эй, извините, – дама, севшая справа, бесцеремонно дергала его за рукав. – Дайте мне автограф. Я вас первый раз живого вижу. Правда, в жизни вы что-то мелковаты и, простите, помяты, но все равно, все мои друзья в «Одноклассниках» просто сдохнут от зависти! Кто поверит, что я летела рядом с живым Константином Обнаровым!
Дама протянула Обнарову свою записную книжку и ручку.
– Ошиблись, – сказал Обнаров, не открывая глаз.
Он опустил пониже козырек бейсболки, скрестил руки на груди и отвернулся к иллюминатору. Фрэнк Синатра начал убаюкивать его, незаметно подкрался сон. Уже показался любимый берег озера Волго, добрый, дорогой сердцу «необитаемый остров», ее милые, усталые глаза, ее родное, светлое и улыбчивое лицо, ее нежные руки…
– Константин! Константи-и-ин! Проснитесь! Проснитесь же!!!
Судя по голосу, это была все та же дама. Теперь она дергала его за козырек бейсболки.
– Я выяснила у бортпроводницы. Вы – это вы. Теперь вам не отвертеться!
Он сделал вид, что не слышит.
– А куда вы летите? Вы на гастроли или в отпуск? Вообще, вы всегда такой нелюдимый? В конце концов, это же просто невежливо, когда вас удостоила вниманием женщина. Не убудет же с вас.
Дама замолчала и какое-то время была слышна только ее возня: очевидно, дама что-то искала в сумочке.
– Не хотите автограф, я вас сфотографирую. Это даже круче. Будет чем похвастать! – довольная находчивостью, сказала она.
Но фотосессии Обнаров ждать не стал. Он поднялся и пошел к бортпроводнице.
– Ой, ну ты свинья! Отсесть от меня решил? Как не стыдно! Совсем вы, «звезды», зажрались! Как будто я в долг прошу! – неслось вслед.
Остаток пути Обнаров провел рядом с укрывшимся белым широким шарфом и таким образом уединившимся для чтения Торы ортодоксальным евреем. Без приключений.
Обнаров осторожно постучал и, не дождавшись разрешения, приоткрыл дверь, заглянул в палату. Жена, видимо, спала. Он подошел, сел на краешек кровати, осторожно, кончиками пальцев коснулся ее щеки, потом склонился и через надетую стерильную маску поцеловал.
