– Ты вернулся? – спросила она дрожащим голосом.
Потом она устремилась к раковине, чтобы взять половую тряпку, и он смотрел, как она вытирала пол, не выразив ни малейшего желания ей помочь.
– Как Сирил? – нашла она смелость спросить, выпрямляясь.
Он не посчитал нужным ответить, во-первых, потому, что ничего об этом не знал, а также потому, что несчастный узнает правду, когда проснется, утром, и в тот момент ему будет очень больно.
– Винсен, – прошептала она, – мне так жаль…
Со шваброй в руках у нее был нелепый патетический вид. Он устало пожал плечами, потом сел далеко от нее, на конце лавки. Бессонная ночь его измотала, он испытывал отвращение ко всему. Она стала выжимать тряпку, взяла чашки в посудном шкафу, все время думая о том, что сказать. Когда она к нему подошла, то увидела, что он едва заметно напрягся, и остановилась, заледенев от его отношения.
– Ты на меня за это сердишься?
– Нет… Я знаю, что ты сделала это не специально. Ты болтаешь направо и налево, но это не твоя семья, ты их недостаточно хорошо знаешь…
Пока она обретала надежду, он вдруг прервался, прислушиваясь к шуму. Дверь хлопнула, в холле послышался стук каблуков, наконец, Мари остановилась, Эрве был рядом. Винсен поднял голову и выдержал взгляд кузины не моргая, пока та шла на него. Она встала с другой стороны стола, дрожа от ярости.
– Где твой сын? – бросила она хриплым голосом. – Я только что от Алена, который молчит, я предполагаю, вы оба позаботились об его исчезновении? И ты думаешь, это все уладит? Что помешает мне призвать его к справедливости?
– Послушай, Мари…
– Послушай меня ты! Тем более что я не буду долго с тобой разговаривать. Сирил жалуется на попытку убийства, на удары и ранения, которые привели его к инвалидности. Я попрошу максимум восполнения ущерба и интересов, найму хорошего адвоката, ибо я больше не отпущу Виржиля, я заставлю его платить за это всю жизнь, я не дам ему свободно дышать!
Так как он не хотел сидеть с ней рядом, Винсен встал, положил руки в карманы. За Мари Эрве стоял с опущенной головой, ни на кого не глядя, ужасно неловко себя чувствуя. Застыв, Беатрис не осмеливалась пошевельнуться, но другие этого не замечали.
– Твой сын сломал моему жизнь просто так, из-за легкого приступа ярости! И я намерена показать ему, что представляет собой настоящая ярость. Тогда он поймет разницу!
– Мари… – пробормотал Винсен, не отводя глаз.
– Их плохо воспитали, может быть, но не говори мне этого сейчас! Я нападающие на тебя, а на него, и я решила его уничтожить, можешь поверить мне на слово, это будет возмездие. Сирил не просто потерял глаз, я только что говорила с врачами, и им кажется, что пластические хирурги должны будут до черта поработать, потому что он изуродован!
Она тряслась от ненависти, каждая ее фраза доходила до Винсена очень четко.
– Спроси у своей дочери, что она об этом думает, что она чувствует, и ты увидишь, что я не самая ожесточенная! В любом случае, я тебя предупредила. Имеющий уши да…
Она ладонью яростно ударила по столу, жест, который долго принадлежал Кларе, потом повернулась и покинула кухню прежде, чем кто-то мог увидеть ее слезы.
В четыре часа пополудни было почти темно, а небо затянуто черными тучами. Первая гроза за лето, казалось, собиралась с большой силой, как будто хотела нагнать все упущенное за долгое время засухи.
На пороге галереи Ален сжал Магали на секунду в своих объятьях, потом поспешил вернуться в машину. Как только он сел за руль, первые капли разбились о ветровое стекло. В других обстоятельствах он сошел бы с ума от радости, видя этот дождь, который, наконец, собирался напоить землю, но сейчас об этом даже не подумал, настолько он был взволнован. Виржиль не остался у своей матери, он исчез перед обедом, как только она ему сказала, в каком состоянии был Сирил.
Это Винсен позвонил Магали, чтобы объяснить, что через сорок восемь часов после происшествия Сирил получил инфекцию, которую врачам стоило труда остановить. Мари и Тифани не покидали больницу, все другие члены семьи отложили отъезд в Париж.
Ален покинул Сен-Реми под дождем в то время, как на дороге стали появляться огромные лужи. Виржиль не был столь глуп, чтобы отправиться в Валлонг и с кем-либо встречаться. Виновность должна была его мучить; сейчас, когда его злость прошла, он должен был, без сомнений, удалиться. Но куда? Ален не знал его друзей, к тому же у него, конечно, не было настроения говорить. Потом он ушел пешком.
Слева от главной дороги, которая вела к Бо, проселочная дорожка уходила вдоль цепи Альпин к Романину, и Ален поехал туда. Так делал он сам, когда хотел остаться один. Через четыре километра асфальт закончился, и дорога превратилась в поток грязи. Он остановился, заглушил машину и вышел. Через несколько секунд он промок, но это чувство не было неприятным после знойных недель.
Засомневавшись, он попытался сориентироваться в стене дождя. Гора Ком была справа, слева гребни Альпин, за которыми находился Валлонг. В принципе, прямо перед ним, если долго идти, существовало убежище, которое он сам когда-то показал Виржилю. У него вполне могла возникнуть мысль укрыться там, но добраться туда стоило большого труда.
Вода текла ручьями. Земля была слишком сухой, чтобы ничего не потерять из этого неожиданного наводнения. Ален шлепал по грязи и скользил, безразличный к раскатам грома, которые раздавались в скалистых ущельях. Гроза разыгрывалась не на шутку, в то время как сильный ветер стал дуть порывами. На склоне холма Ален перевел дыхание, встряхнулся. Дощатый барак с неустойчивой черепичной крышей должен был находиться меньше, чем в ста метрах, если он не уклонился от тропинки, но было так темно, что Ален ничего не видел. Он наткнулся на него почти случайно и должен был побороться с полугнилой дверью.
– Жуткая погода, нет? – сказал Ален, снимая рубашку.
– Что ты здесь делаешь?
– Пришел с тобой поговорить.
Но противореча своим словам, он замолчал и стал выжимать рубашку, прежде чем посмотреть вокруг. Потом он вытащил из кармана джинсов сигареты, брезгливо посмотрел на месиво табака и бумаги, наконец, сел в другом конце хижины.
– Очень хорошо, – вздохнул Виржиль, – что ты поднялся сюда… Ну, Сирил?
– Ему очень плохо! Инфекция. Его, несомненно, надо будет оперировать еще раз. В любом случае глаз пропал. Ты можешь быть доволен, я думаю, он на самом деле натерпелся. И он еще не через все прошел, далеко не через все.
После долгого молчания Виржиль пробормотал с отвращением:
– Я не доволен.
– Я знаю. Зато я не знаю и хочу, чтобы ты мне сказал, сделал ли ты это специально? Обдуманно?
