— Я надеюсь, ты не прыгать надумал? — хрипловатый старческий голос заставляет меня встрепенуться. Нервы уже ни к черту, скоро начну от собственной тени шарахаться.
Не оборачиваясь, выдавливаю из себя грустную ухмылку.
— Тоже думаешь, что это решит мои проблемы? — ехидничаю, но сердце еще пропускает глухие удары.
— Никак не могу знать, в такой заднице, как ты, еще не бывал, — иронизирует Роналдс.
— Умеешь ты поддержать.
Опускаюсь на край крыши и опираюсь локтями на колени. Нахлынувшие эмоции все еще покалывают в области затылка, но сейчас я испытываю даже небольшое облегчение.
— Вообще-то, я сейчас зол на тебя. Ты должен был позвонить мне час назад. — Коп опускает руку на мое плечо и, крепко пожав, он медленно присаживается рядом и с опаской свешивает дрожащие ноги. — И твоя задница далеко за пределами дома, — гораздо тише звучит его голос, и в нем проскальзывает нервное колебание. Я перевожу взгляд на его перекошенное лицо и не могу сдержать усмешки.
— Высоты боишься?
— Ну, не то чтобы боюсь, — отшучивается он, — но я предпочел бы другое место для разговора.
Порывистый ветер сбивает мне дыхание, и каждый глоток воздуха застревает в сжатом горле. Я смотрю с высоты птичьего полета и мысленно сбрасываю себя под колеса вечно куда-то спешащих машин.
— Раймон возобновил расследование, — вырывает меня из ступора. — Мы поймали человека Картера и выжмем из него всю информацию. Если получится доказать, что все это дело рук Картера, птичка освободится от браслета.
— Звучит многообещающе. — Перебираю в руках потертую зажигалку, а мои заторможенные мысли вспыхивают от произнесенного имени этого ублюдка. Злость по новой закипает внутри, и тело трясет, словно меня перекручивают в мясорубке. Судорожно выдыхаю и до хруста сжимаю кулаки. — Сигареткой не угостишь? — пытаюсь говорить сдержанно и перевожу взгляд на копа.
— Мне этой отравы не жалко, — говорит он, протягивая пачку.
Вытаскиваю сигарету, разминаю ее пальцами и вставляю в обветренный рот, прикуривая от старой зажигалки и прикрывая сложенной лодочкой ладонью.
— Что, арестуешь меня за нарушение режима?
— Нет. Думаю, тебе стоит хорошенько выспаться и отдохнуть, чтобы мыслей о хождении по краю крыши больше не возникало.
Вскидываю брови и делаю сильную затяжку, выпуская рваное облако. Как же мне хочется вместе с сигаретным дымом выдохнуть весь этот проклятый день. Жадно вбираю в себя табачный запах, словно это мое болеутоляющее, и я пытаюсь успокоить им свою жуткую мигрень. Обжигающая терпкость табака обволакивает мои легкие, а никотин, как и любой наркотик, приносит ложное облегчение и сулит фальшивое желание жить.
— Поехали, подброшу тебя домой, парень. И пожалуйста, пока этот чертов браслет на твоей ноге не доставляй мне проблем. Я могу закрыть глаза на нашу дружбу с Раймоном и тебе, приятель, это не понравится.
Он поднимается и медленно направляется вперед. Напоследок делаю глубокую затяжку, горячим фильтром обжигая пальцы, и выбрасываю окурок в воздух. Его подхватывает ветер и уносит куда-то вдаль.
***
Переступаю порог дома и устало опираюсь спиной о стену. Закидывая голову, испускаю сдавленный стон. Наслаждаюсь тишиной и спокойствием, а прикрыв глаза, даже не замечаю, как начинаю съезжать вниз. Мне определенно нужен сон, ведь организм вымотан до предела…
Из тупого оцепенения меня выводит громкий плач ребенка. И надежда на отдых начинает противно трещать по швам, словно ее распарывают острым крюком. Лениво шагаю на шум. Двигаясь степенно и расслабленно, я медленно поднимаюсь по ступеням. Пронзительные крики постепенно стихают и, дойдя до спальни Малинки, замираю в дверях, опершись плечом о косяк.
— Явор! — вскрикивает Эстер, а в больших глазах читается дикий испуг, переплетенный с болью. — Совсем из ума выжил?! — Обнимает меня, и я ощущаю, как по ее телу пробегает нервная дрожь, но трепетные руки сжимают только крепче. — Ты где был? Почему не отвечал? Ты точно смерти моей хочешь! — не перестает тараторить, прижимая меня за шею.
— Эс, все в порядке, я дома. — Отстраняю ее за плечи и беру за подбородок, подрагивающий от попыток сдержать слезы, которые уже собрались крупными градинами в уголках глаз. Видимо, и ее стальные нервы потихоньку сдают. — Прекрати реветь. Видишь, со мной все хорошо, — говорю, намеренно придавая своему голосу уверенности.
Пусть Эстер хотя бы сегодня не тревожится за меня. Да, это иллюзия, но в данный момент мы оба нуждаемся в ней. Поэтому сейчас я и сам верю в собственные слова.
— Ладно, я просто… — она судорожно выдыхает, — устала. Вчерашний день просто выбил меня из колеи. Я не была готова ко всему этому дерьму. И Пол… с этим вирусом… врачи не разрешают перевозить его в больницу в Нью-Йорке, пока анализы не придут в норму. Господи, хорошо, что моя малышка легко перенесла от долбаный грипп.
Эстер запускает дрожащие пальцы в волосы и тянет их, а я притягиваю ее к себе и обнимаю. Наверное, мое внезапное исчезновение стало последней каплей, сломавшей ее железную выдержку.
— Он поправится. И скоро твой сыночек вновь начнет выводить меня из себя, — уговариваю, целуя Эс в макушку, и она понемногу успокаивается.
Машинально обращаю взгляд на младенца, который лежа в кровати кряхтит и размахивает в воздухе крошечными ручками и ножками. И от этой картины на меня внезапно обрушивается реальность, разрушая едва достигнутое умиротворение. Я даже не замечаю, как отстраняется Эстер.
— Хочешь подержать? — Она берет мелкого на руки и подходит ближе ко мне, и в этот момент непривычные эмоции безжалостно втаптывают меня в землю. — Запах младенца, — Эстер зарывается в него лицом. — Лучшее, что можно почувствовать в жизни — это то, как пахнет родной ребенок, Явор.
— Нет, Эс, я не возьму его! — грубо рявкаю на нее, но в душе поднимается буря противоречий. Такое впечатление, что меня разрывает пополам. И снова эта волна безумия, которая тянет меня в пугающую бездну.
— Я понимаю, ты напуган. Но ты даже не представляешь, от чего хочешь отказаться! Не совершай самую большую ошибку, не бросай своего сына. — Она трепетно перебирает его белоснежные пряди, — Он ведь твоя копия, — произносит Эстер теплым шепотом, глядя на малыша с безграничной любовью в глазах.
— До поправки Кейси ты присмотришь за ним?
— Явор, будь моя воля, я никогда не отдала бы твоего ангела этой ненормальной мамаше! — Сейчас Эстер напоминает разъяренную волчицу, от которой попытались забрать родное дитя.
— К счастью, ты не мать Тереза, и у тебя нет такой возможности, а когда Кейси встанет на ноги, они оба исчезнут из наших жизней! — Окидываю взглядом комнату. — А где Малинка?
— Она в нашей спальне.
— Понятно.
Сил говорить нет, да и желания тоже. Я выжат и морально, и физически. В моем персональном аду все добавляется и добавляется кругов. Разворачиваюсь и ухожу в свою комнату, заваливаясь на кровать прямо в одежде. Сон моментально настигает меня и уносит в долгожданное спокойствие.
Громкий детский плач резко вырывает из забытья, я раздраженно накрываю голову подушкой, но надрывные вопли все равно пробиваются и мешают мне спать. Глухо бью кулаком в матрас и рывком поднимаюсь с кровати, но, получив в ответ острую резь во всем теле, тут же заваливаюсь обратно. Мышцы пронзает ноющая боль, поэтому в следующий раз стараюсь встать на ноги не так резко. Потом не спеша ковыляю до злополучной спальни, где надрывается маленькое неуемное существо.
— Эстер! — громко зову я.
Однако мой крик никто не слышит, хотя если она не проснулась от воплей этого детеныша тираннозавра, то куда уж мне. Подхожу ближе к кроватке, и руки покрываются липким потом. Замираю. В комнате приглушен свет, но даже при таком освещении видно, как он покраснел, а пухлые щечки блестят от пролитых слез. Склоняюсь, чтобы попытаться взять орущий комок, и тут в нос ударяет резкий запах.
