его ведома. Но он вынес свой вердикт.
И едва он кивнул, вошли «люди в чёрном» с автоматами и красноречивыми надписями на фирменной одежде «ПОЛИЦИЯ».
– Ты же не могла не влипнуть, правда? – помог подняться Татьяне Владимировне широкоплечий мужик с таким волевым лицом, что один раз увидишь и не забудешь. И я не забыл, хоть фамилия у него и была самая незаметная.
– Она моя дочь! – гордо дёрнула головой Воскресенская, но неожиданно смутилась, когда слишком порывисто для бывшего мужа он её обнял, а она скривилась: рёбра! Отстранилась и повернулась к Янке: – В общем, познакомься, это – майор Иванов.
Зверёк улыбнулась:
– Да я уж поняла.
– И это рисовала не Янка? – вручил я Воскресенской провокационный рисунок.
– Один из твоих юных дарований в «Галерее», – рвала она его, не глядя, на мелкие клочки, пока майор качал головой.
– Что? – спросила Татьяна Владимировна у него с вызовом.
– Ничего, – вздохнул он и поднял её на руки.
– Иванов, а напомни мне почему мы развелись? – обняла она его за шею.
– Потому что ты сука, Таня, – усмехнулся он.
– Кстати… – вдруг замерла она. – Спасибо, что напомнил! Арман, – заставила майора развернуться с ней на руках, – вы больше не женаты. Ваш брак всё же признали фиктивным.
– Нет! – выпалили мы с Янкой хором.
– Да, – хмыкнула она и, когда майор понёс её дальше, крикнула: – Я очень надеюсь, что теперь ты мужа себе найдёшь получше?
– Ни за что! – обняла меня мой Зверёк.
– А мне кажется, это прекрасный повод подумать, – коварно улыбнулся я.
– Он имел в виду: и начать всё с чистого листа, – испуганно подсказал Валентиныч, когда Зверёк подозрительно прищурилась:
– Это ты что сейчас хотел сказать? Что будешь думать?
– Уже и пошутить нельзя, – скорчил я этой подозрительной ревнивице рожицу.
– Зато устроите подобающую свадьбу, – прожужжал своим моторчиком князь Романов, уезжая.
– Ох, легко тебе не будет, – ещё коварнее, чем я, улыбнулась моя девочка и подставила плечо… Теодору.
– А когда мне было легко? – только и осталось мне развести руками.
В открытую дверь были видны мигалки машин «Скорой помощи». А мне, как всегда, поспешил на выручку Валентиныч.
– Внучка говоришь? – похлопал я его по спине, хромая. На самом деле у Валентиныча был внук, а это было кодовое слово, что князь знает, где нас искать.
Вот только я до последнего был не уверен вовремя ли придёт помощь.
– У меня есть к тебе одна просьба, Арман, – поскрёб он уже зарастающую щетиной щёку.
– Только не начинай. Всё закончилось. К чертям это! – отмахнулся я, хотя прекрасно знал к чему он клонит, но он упрямо молчал. – Ну что ещё? – сдался я.
– Ты видел баллистическую экспертизу на тот старенький Макаров, из которого тогда стрелял?
– Нет. А она есть? – удивился я.
– Теперь есть, – нахмурился он. – Обезличенная, номерная. Но обещай мне не запрашивать её.
Я вдохнул. Медленно, глубоко. А ведь я всегда знал, что не мог Андрей так просто умереть. А может, я просто так всегда хотел этого, что сам себя и убедил будто он жив?
Но к чёрту! Иначе это и правда никогда не закончится.
– Обещаю, – уверенно сказал я.
Три года спустя…
С высоты второго этажа галереи, где вот-вот откроется выставка моих рисунков, большой холл с вычурной отделкой мраморного пола и готическими колоннами был виден как на ладони.
Но я смотрела не на толпящуюся у входа прессу, не на изысканно одетых гостей, что коротали время в светских беседах под шампанское, закуски и приятную музыку.
И даже не на нашу малышку.
Хотя, как на неё можно было не смотреть.
Мама играла с нашей зайкой в прятки, выглядывая из-за инвалидного кресла Романова. И та визжала от восторга, удирала, смешно семеня ножками, или пряталась в коленках у прадеда.
А я… Я смотрела на портрет, что висел первым на входе в зал.
На портрет отца.
Но постоянно отвлекалась.
«Князь Романов, конечно, сдал», – невольно подумала я, глянув на старика. Уже не расставался с кислородным баллоном и большую часть дня спал. Но для столетнего старца отлично держался и, главное, был всё ещё в здравом уме.
«Мама снова вышла заму за Иванова», – наверно, сегодня был такой день – всё же моя первая персональная выставка, и я невольно подводила итоги. Кстати, Иванов уже не майор, а подполковник. Мама хорошо на него влияла. На лице у неё остался шрам, но она категорически отказывалась его лечить, говорила: пусть напоминает мне, как я была не права. А Иванов – лучшего отчима мне и не сыскать.
– Карина? Всё же смогла, – обрадовалась я, увидев приехавшую певицу. Она ткнула в бок мальчишку лет десяти, показывая на нашу дочь. И её сын тут же включился в игру.
Когда всё закончилось, мы ездили к Карине в больницу. Всё же если бы не она, кто знает, как бы всё сложилось. Арман, кстати, так и не дал ей денег на клип, но она и не хотела больше его снимать. Буквально за одну ночь она написала песню о защите детей от насилия, и борьбе с насилием вообще. «В этом я вижу смысл своего творчества и своей жизни», – щедро делилась она в интервью. А ещё с ней везде теперь ездил её сын.
Бокал с шампанским дрогнул в моей руке, когда его губы коснулись моей шеи.
– Ты не слишком налегаешь на шампанское? Насколько я знаю, тебе нельзя, – он подошёл сзади и теперь щекотал шею бородой, а руки положил на ещё не заметный живот.
– Арман, я просто держу бокал в руке, – зашептала я. – В конце концов, это выставка моих работ. И раз уж ты на ней настоял, гостям не выдавай хотя мы этот мой секрет. Здесь и так, – кивнула я. – История всей моей жизни.
– Она стоит того, чтобы её рассказывать, любовь моя отчаянная, – прижал он меня к себе, мельком, недобро глянув на портрет отца. – Считаешь, с
