— Оля, ты спишь?
— Я сплю и вижу сон про тебя, — улыбнулась я.
— И что там про меня?
— Что ты со мной спишь.
— Хороший сон. Слушай, там мобильник разрывается.
— У тебя есть помойка?
— И что? — усмехнулся он.
— Выкинь, — я повернулась и уткнулась в его плечо. — Не хочу, не хочу, не хочу.
— Понимаешь, я бы и рад, но сегодня же двадцать восьмое число. Тебя наверное, все ищут.
— Ой, как двадцать восьмое?
— Оля, ау! Уже десять утра!
— Мы прокувыркались всю ночь?
— Как ты это интересно называешь, — заулыбался мой слоник. Я прошлепала к сумке и достала телефон.
— Это маман. Ты помнишь ее.
— Да уж. Как ты думаешь, я ей тогда понравился? — заинтересовался Руслан.
— Тогда вряд ли. Она не очень жалует голых незнакомых мужиков в своем доме.
— А теперь?
— О, теперь гораздо лучше. Она, кстати, советовала мне бросить все и печь тебе пироги.
— Неплохая мысль.
— Алло, Алекс? — спросила я трубку. Трубка подтвердила. — Алекс, тебе придется для меня кое-что сделать. Что? А, да, помирились.
— А мы и не ссорились, — прошипел мне в ухо Руслан.
— Так вот. Там маман моя рвет и мечет. Строители должны были ей отдать вчера ключи. Она, наверное, хочет переезжать в родные пенаты. А я, вот те крест, не готова сейчас принимать опять бразды руководства процессом. …Ага…Ага….Сделаешь? Прекрати пошлить. И что? Что естественно, то не безобразно.
— Ты прекрасна! — Руслан опустился на колени и принялся целовать мне живот и нежно гладить попу. Я расслабилась и принялась стонать и мурлыкать в трубку. Алекс плюнул и отключился. В общем, стонала и мурлыкала я до тридцать первого. Мамуля, конечно, пыталась заставить меня покинуть Русланово ложе в Руслановом доме, но я отказалась наотрез и пригрозила, что в случае войны отключу телефон вообще. Утром тридцать первого декабря Руслан так как-то между прочим предложил мне руку и сердце. Между одним половым актом и другим, жадно потягивая кока-колу из привезенной разносчиками пиццы двухлитровой бутылки, он вдруг брякнул.
— Слушай, а когда мы поженимся?
— Чего?
— Ну, раз ты таки поняла, что меня любишь, может поженимся?
— Конечно, — не стала ломаться я.
— А когда?
— Как только разведемся, — совершенно по-дурацки отреагировала я.
— А что, ты еще до сих пор не развелась с этим психом? — обалдел он. — То есть я тут сплю уже третий день подряд с чужой женой?
— Уже год подряд, — Уточнила я.
— Отлично. Так, что же делать? Оля, дай мне на тумбочке телефон.
— Зачем? — поинтересовалась я.
— У меня есть один очень хороший адвокат по разводам. Вел мой развод, правда со стороны жены. Но все равно, дядька отличный. Просто работает на того, кто первый заплатит.
— Ты с ума сошел. Зачем мне адвокат?
— Ты, все-таки, дурочка. Во-первых, сама ты будешь разводиться годами. И пока разведешься, уже передумаешь за меня замуж идти. Во-вторых, у тебя какая-никакая, а фирма. А это — имущество. Квартира у тебя откуда?
— Наследство.
— Это не считается. Значит фирма.
— Да, — подтвердила я. — Давай-ка твоего адвоката.
— Окей, — сказал он в трубку, поговорив о непонятных мне исковых заявлениях и претензиях.
— Все в порядке?
— Однозначно. Заплатим судье, разведет через неделю. К рождеству будешь свободна. Тебе проще, он оставил тебя с малолетними детьми. И не появляется уже три года. Так что плевое дело. Кстати о детях. Ты точно решила, что пойдешь ко мне в жены?
— Абсолютно. Побегу. Прогонять станешь — в ноги вцеплюсь.
— А венчаться пойдешь?
— С ума сошел?
— Почему? Я, например, очень даже не против. Обвенчаться пожениться, приковать тебя голой к батарее и кормить манной кашей и ананасами. А в перерывах — иметь, иметь, иметь!
— Развратник! — ахнула я.
— Да брось ты! — хохотал он, отбиваясь от меня подушкой.
— А идея с батареей мне нравится, — развеселилась и я.
— Ну а раз так, надо вспомнить, что Новый Год — праздник семейный. Негоже тут валяться, когда там дочери твои один на один против мамы. Они же еще дети.
— Ты хочешь, чтобы я поехала к ним? — загрустила я.
— Я хочу, чтобы МЫ поехали к ним. Ты не возражаешь?
— Нет. — Облегченно выдохнула я. Оторваться от него хоть на час мне казалось пыткой.
— Тогда собирайся.
— Надо позвонить Алексу и узнать, куда нам ехать. Интересно, на этот Новый Год у нас совсем не будет еды?
— Почему?
— А я же не приготовила. Маман принципиально не станет. Она лучше таблеток налопается и элексиром каким-нибудь запьет и уснет.
— Нормалек. Все будет, — рулил восхитительный, уверенный в себе и счастливый Руслан. Как хорошо, что все так хорошо.
Алекс сообщил, что ценой невероятных усилий он все-таки выпер молдаван из моей хатки и она в полном моем распоряжении. Маман с дочерьми уже там, правда вот мебели практически никакой нет, так что придется любоваться свеженьким евроремонтом, сидя на полу. Мы поехали на моей машине. Во-первых, потому что она новая. Во-вторых, потому что она красивая, в-третьих, мне очень хотелось похвастаться. Руслан всю дорогу ехидничал, уточняя, не тянет ли меня отжать сцепление, не слишком ли я маленькая для такой громадины, не слишком ли я красивая и нежная для такой страшной и черной машины.
— Наверное, это моя судьба — иметь в женах женщину на черном Пассате.
— Это твоя карма, — подтвердила я. — Иметь меня на черном Пассате, в черном Пассате, вне черного Пассата…
— Кончай шалить, а то врежешься.
— Приехали. Вылезайте, мистер. — Я остановила машину около моего родного любимого папочкиного дома. Покровка, родная улица, заметенная снегом, перерытая колесами машин до состояния каши. Дорогая Покровка, родные фасады. Чистые и неоновые снаружи, бедные и обшарпанные внутри, как же я по вам соскучилась. И по моему дворику, где я бегала маленькой, а потом с умным видом выгуливала Шуренка и Аленку. Мой большой рыжеватый дом с самыми высокими потолками на свете. И в моих окнах горит свет, какой счастье.
— Эй, принцесса, ты собираешься выходить? — окликнул меня Руслан, открыв дверь Пассата и протягивая мне свою широкую ладонь.
— Конечно, — я схватилась за нее и вытряхнулась их машины, смешно задирая полы шубы.
— Не так-то и просто вылезти из большой низкой машины, если бордюр высокий. Ап! — он поймал меня в свои объятия и принялся целовать.
— Прекрати, ты сотрешь мне помаду, — прошипела я, надеясь, что следы нашего трехдневного любовного марафона хоть как-то удалось заштукатурить косметикой.
