Несмотря на шум, она, кажется, была полностью поглощена чтением учебника, чудом державшегося на ее острой коленке.
Боковым зрением Карен уловила какое-то движение в углу и обернулась. Перед зеркалом стояло нечто, смутно напоминавшее мальчика: в черных кожаных штанах, жилетке, облегавшей тощую голую грудь, и галстуке под цвет носков на ногах Элизабет. На поясе у него висели цепочки и пара наручников. Глаза закрывали крошечные круглые стекла, отчего казалось, что вместо глаз черные дыры. Волосы пугающего фиолетового оттенка торчали на макушке остроконечными пиками, а остальные свисали на плечи длинными черными прядями. Его узкое тело извивалось в чувственном и сложном танце, а руки дергали струны воображаемой гитары.
Все еще никем не обнаруженная, Карен сделала шаг в комнату и выключила стерео.
Мальчик застыл в полуобороте, сверкнув маленькими черными стеклами очков.
– Мать!
Элизабет спрыгнула с постели, и восемьдесят четыре фунта, одетые в кожу и кружево, бросились в объятия Карен, чуть не сбив ее с ног.
– Ты вернулась! Почему ты молчишь? – И, отстранившись, оглядела Карен обычным критическим взглядом. – На вид усталая, но как всегда очень красивая. – Элизабет повернулась к мальчику. – Правда, у меня мама красивая, Слик? – Не ожидая ответа, она пустилась в свои бесконечные расспросы: – Как было в Лос-Анджелесе? Как поживают дядя Джек и тетя Ширли? Тебе удалось увидеть близнецов?
– Элизабет, – перебила ее Карен, прежде чем та успела перевести дух. – Ради всех святых, во что это ты вырядилась?
– Тебе нравится? – Дочь изобразила пируэт. – Самая последняя мода. У меня еще и перчатки есть под цвет топика. Слик, ты видел мои перчатки?
Она бросилась было к шкафу, но Карен успела поймать ее за руку, на которой висел целый арсенал дешевых браслетов.
– Потом, – строго сказала Карен и уже более сдержанно добавила: – Прошу тебя, Элизабет. Сначала мне хотелось бы узнать, кто этот молодой человек и что он делает в твоей комнате.
– О-о, прости, пожалуйста. Настоящее имя Джонатан, но он предпочитает, чтобы его называли Слик. Мы сейчас готовимся к тестам по истории – слава Богу, последним перед каникулами.
– В таком шуме?
Элизабет с досадой посмотрела на Карен.
– Это не шум, мать, а фон. Терпеть не могу тишины.
Она терпеть не может тишины! Карен сняла с постели розовые тапочки и аккуратно поставила их на пол. Обернувшись на устремленные на нее маленькие черные дыры-очки, Карен сказала:
– Джонатан, не соблаговолишь ли ты сейчас же отправиться домой? Я хочу поговорить со своей дочерью.
Мальчик пожал узкими плечами:
– Понял. Вы не против, я позвоню, чтобы за мной прислали лимузин?
Он набрал номер и, поговорив с кем-то, кого назвал Кавендиш, положил трубку.
– Я позвоню тебе, – сказал он Элизабет, потом повернулся к ее маме. – Приятно было познакомиться, мисс Ричардс.
Карен, совершенно без сил, опустилась на постель рядом с дочерью, все еще глядя на дверь. Элизабет расхохоталась.
– В чем дело, мать? Слик тебя довел?
– Ты меня довела, барышня. Ну скажи, что это за обращение «мать»? Что случилось со старым, добрым «мама»?
Элизабет сморщила носик.
– «Мама» звучит очень по-детски. Я могу называть тебя Карен, если тебе так больше нравится. Эрин зовет свою мать Мелисса.
– Мелиссе двадцать два года, и она приходится Эрин мачехой, а выглядит она на двенадцать, – пояснила Карен – И называть ее мамой было бы просто неприлично.
– Но знаешь, Мелисса такая веселая! С ней так здорово! – Элизабет провела руками по бедрам, разглаживая короткую юбочку. – Они с мистером Кармишелем отправляются в плавание до Сент-Бартса. А вчера Мелисса взяла Эрин и меня по магазинам.
Карен оглядела дочь с ног до головы.
– Так, значит, это она помогла тебе выбрать такое обмундирование?
– Да! Потрясающе, правда? Она знает все классные старые бутики. Кстати, я задолжала ей немного денег. Вернее, довольно много. – Элизабет скорчила гримаску. – Ведь на мои карманные деньги не разгуляешься!
– И поэтому ты постоянно мне об этом напоминаешь.
– Но это же правда! Все жутко дорого.
– Особенно из натуральной кожи.
– Точно! А что может сделать девушка на те жалкие пять долларов, которые ты мне даешь на неделю?
– Для начала она могла бы выбрать для себя более дешевый гардероб.
– Ма…
Карен молча посмотрела на прическу, напоминающую осиное гнездо, и на совершенно дикое одеяние Элизабет. Что случилось с ее ребенком? Она медленно провела пальцем по атласной щеке дочери: слава Богу, никакой косметики! Ширли говорила ей, что немотивированное поведение некоторых детей в разведенных семьях часто вызывается недостатком внимания к ним. Но ведь с Элизабет совсем не тот случай! Карен с самого начала внимательно следила за тем, чтобы ее карьера никоим образом не была в ущерб их отношениям с дочерью. Если не считать этой неожиданной поездки в Лос-Анджелес, то все свое свободное время она проводила с Элизабет.
– Что случилось, ребенок? Что тебя беспокоит? – Она потянула за густую прядь волос, которая напоминала склеенную солому.
Детские невинные, но неумолимые карие глаза смотрели на нее в упор.
– Кроме жуткой нехватки, наличных, ничего!
Карен кивнула. Ее отроческие годы – не такое уж далекое прошлое, чтобы она не могла вспомнить, как важно ей было тогда иметь собственные деньги.
– Ладно, я прибавлю тебе карманных денег, но ты тоже должна согласиться на некоторые изменения.
– Какие именно?
Карен вздохнула и подняла с полу кружевной шарфик.
– Начнем с того, что ты должна содержать свою комнату в чистоте и не допускать сюда мальчиков.
– Так вот что тебя беспокоит? Слик? – Элизабет рассмеялась. – Слик не представляет никакой опасности. Он весь в своей музыке.
– Это меня как-то мало утешает.
– Мама, ведь он очень хороший друг!
– В таком случае сразу тебя поймет.
Элизабет недовольно пожала плечами.
– Это все?
– Нет. Если я увеличу сумму твоих карманных денег, то буду настаивать, чтобы ты жила по средствам, то есть не занимала.
Элизабет нахмурилась, но решила уточнить:
– А о какой сумме мы сейчас с тобой говорим?
– Десять долларов в неделю.
– Десять долларов? Всего десять долларов? – Элизабет прижала руки к груди, будто боясь, что у нее сейчас случится сердечный приступ.
– Но, мама, это же просто нищенские деньги! Что я куплю на десять долларов?
– Ровно вдвое больше, чем на пять.
Карен направилась к двери и вышла, прежде чем Элизабет успела ответить ей что-нибудь язвительное.
– Петри, я ничего не могу поделать, – призналась Карен своей верной подруге на следующее утро. – Элизабет внушает мне самые серьезные опасения. Ты не присматривалась к ней в последнее время?