Элизабет нахмурилась, но решила уточнить:
– А о какой сумме мы сейчас с тобой говорим?
– Десять долларов в неделю.
– Десять долларов? Всего десять долларов? – Элизабет прижала руки к груди, будто боясь, что у нее сейчас случится сердечный приступ.
– Но, мама, это же просто нищенские деньги! Что я куплю на десять долларов?
– Ровно вдвое больше, чем на пять.
Карен направилась к двери и вышла, прежде чем Элизабет успела ответить ей что-нибудь язвительное.
– Петри, я ничего не могу поделать, – призналась Карен своей верной подруге на следующее утро. – Элизабет внушает мне самые серьезные опасения. Ты не присматривалась к ней в последнее время?
Петри, которая только что возвратилась из сада, положила на высокий кухонный стол охапку благоухающих желтых роз и наполнила водой хрустальную вазу.
– Как же не присматриваться? Она сейчас носит такие яркие цвета, будто проверяя каждую клеточку твоей нервной системы на прочность. Но между нами говоря, Элизабет выглядит, как любой другой одиннадцатилетний подросток. И поверь мне, некоторые из них выглядят хуже.
– Не нравится мне все это. А что ты думаешь насчет… как его… Слика? Элизабет проводит с ним больше времени, чем со своей любимой Эрин Кармишель. А куда подевалась малышка Клэрис?
Петри подрезала розу и оглянулась на Карен.
– Слик кажется хуже, чем он есть на самом деле. Во всяком случае, тебе не о чем беспокоиться. Мы с Кончиттой присматриваем за ним. А Клэрис здесь, просто ты, может быть, в последнее время ее не узнаешь. Она приходила на прошлой неделе в платье а-ля Мадонна. Рядом с ней Элизабет выглядит как Мэри Поппинс.
Карен некоторое время хранила молчание. Метаморфоза с дочерью сначала происходила почти незаметно, но сейчас ее пристрастие ко всему причудливому, ни на что не похожему достигло такого предела, которого уже нельзя было не замечать. И дело даже не в одежде – ее-то как раз было проще всего проконтролировать. Карен пугало постепенное отчуждение дочери. Медленно и почти необратимо увеличивающаяся дистанция между ними.
– Петри!
– Да, дорогая?
– Что ты думаешь о частных школах-интернатах?
– Ты имеешь в виду школы далеко от дома?
– Ну, не очень далеко, например, в Коннектикуте. Джек говорил мне о школе, где учится дочь Стью Вагнера. У этого заведения отличная репутация, высокий уровень преподавания и дисциплина, в которой как раз нуждается сейчас Элизабет.
– Да, конечно, но… – Петри прошла в столовую и поставила розы на полированный стол красного дерева. – Не слишком ли это резко? – Она оглянулась на Карен, и взгляд ее был полон беспокойства. – Что, если эта идея не понравится девочке?
– Тогда я не знаю, что мне делать. – Карен беспомощно провела рукой по волосам. – Мне кажется, я просто не смогу с ней больше ладить. Все было прекрасно, пока ребенок маленький и беззащитный и нуждался во мне. Но сейчас…
– Моя дорогая, ты ведь все равно не в состоянии остановить процесс роста. Или умерить ее потребность быть непохожей на других и независимой.
– Но я просто не узнаю свою дочь, Петри! В прошлом году она хотела быть художником по рекламе. Теперь уже хочет быть актрисой.
Петри засмеялась:
– Знаю-знаю, но это все пройдет, Карен.
– И жуткий язык, на котором она теперь изъясняется… Кажется, я не понимаю и половины того, о чем говорит Элизабет. Ты знаешь, например, что у них в пятом классе «первая ступень» означает ходить с мальчиком за ручку, а «вторая ступень» – целоваться в губы?
– Нет, не знаю. А на какой ступени сейчас она сама?
– Ни на какой! Кроме Слика, она всех мальчиков считает противными.
Петри рассмеялась с видимым облегчением.
– Слава тебе Господи!
Наступила короткая пауза. Потом Карен еле слышно произнесла:
– Она знает про Нейла.
– Что знает?
– Она узнала о его связи с Тони больше года назад.
– И сказала тебе об этом только сейчас? Карен кивнула:
– Она молчала, потому что сначала не была уверена, а потом смущена и очень злилась на него.
– Боже мой!
– Теперь ты понимаешь, почему я хочу что-нибудь предпринять? Я ничего не имею против ее взросления, но не хочу, чтобы это происходило слишком быстро. Я хочу, чтобы она полностью насладилась своей юностью, чтобы росла среди девочек ее возраста.
– Ты имеешь в виду – только не с Эрин?
– У меня к Эрин нет никаких претензий, кроме того, что отец бессовестно балует ее из-за чувства вины перед ней, потому что не может быть все время рядом, да еще того, что у ее мачехи представление о материнском долге не идет дальше совместного катания на роликовых коньках в Центральном парке.
Петри вздохнула.
– Мне кажется, ты права. Но на твоем месте я не очень бы надеялась. Я уверена, что эта идея не понравится Элизабет.
В открытые окна большой, выдержанной в деревенском стиле кухни врывался приятный июльский ветерок, принося из сада пьянящий аромат гибридных роз. Карен отчищала наждаком раздвижной стол, который купила на «блошином рынке» в Коннектикуте. Элизабет – в рваных джинсах, просторной лиловой футболке с обрезанными рукавами и расшнурованных спортивных туфлях – сидела на кухонном столе и наблюдала за матерью.
– Ты хотела о чем-то спросить меня, мама? – Она наклонила головку к плечу.
Карен поглубже вздохнула и решила броситься в омут головой.
– Да. Я хотела бы узнать, как ты смотришь на то, чтобы с осени пойти в школу-интернат?
Элизабет вдруг спрыгнула со стола и кинулась к ней с распростертыми объятиями.
– Ой, мамочка, я просто не верю! Это же чудесно!
Карен бросила на стол наждачную бумагу и придержала дочь за тоненькую талию, чтобы не оказаться вместе с ней на полу.
– Правда? Ты действительно хочешь в школу-интернат?
– Да! Да! Но только откуда ты об этом узнала?
– Узнала что?
– Что я просто у-ми-ра-ю, до того мне хочется учиться в Швейцарии!
– В Швейцарии? – Карен чуть не задохнулась от изумления. – О чем ты говоришь?
– Я говорю о школе «Ле Берже» в Монтре, туда осенью поступает Эрин. Это прекрасная школа, в ней полно детей разных знаменитостей. Двоюродная сестра Эрин в прошлом году ее окончила и сейчас поступила в Йельский университет. – Элизабет вдруг нахмурилась и отпрянула от матери. – А что ты имела в виду? – спросила она.
– Коннектикут, – неуверенно произнесла Карен.
– Коннектикут? Это та старая школа недалеко от Гринвича? А вокруг бетонная стена высотой двенадцать футов? Фу! Даже не думай! Они там воспитывают монахинь.
Карен подумала, что монахиню она в любой момент смогла бы без особых хлопот переделать в рок-звезду, но вслух сказала:
