Под искусственными резцами верхней челюсти он нащупал языком болезненное место. Во рту был такой вкус, словно он жевал сигары. Да еще этот шотландский виски; он явно перебрал накануне.
Не открывая глаз, он провел рукой вдоль тела: на нем была верхняя одежда. Тут он начал припоминать. Он лежал на диване в комнате Эда Салливана в клубе „Монахи" на Пятьдесят пятой улице Ист-сайда.
Господи, подумал он, как же я сюда попал? Преодолевая боль, он приподнял голову и посмотрел, закрыта ли дверь. Члены клуба вели себя здесь весьма раскованно, но провести ночь в клубе – такого еще не случалось. Должно быть, он надрался в стельку, если не помнит, как попал сюда.
Все сразу заболело, едва он попытался сесть. Ирвинг посмотрел на ковер, по привычке нащупывая обувь. Слабый свет пробивался из-за зашторенных окон.
Медленно, какими-то обрывками, он стал припоминать последние двадцать четыре часа, когда им владели страх и беспокойство.
Он припомнил ленч с Бэби в среду; телефонный звонок хитрой мамаши Марии. Бэби жутко взбеленилась в тот самый момент, когда официант принес их заказ. С чего это она вышла из себя? Что-то связанное с Нивой.
– Проклятье! Нива, – простонал он, уронив голову на руки. Все казалось так просто, а теперь он сходит с ума.
Все лето Вивиан предупреждала, что его могут ждать финансовые трудности, а он не обращал на это внимания. Всегда подворачивалась какая-то сделка или он находил способ обобрать Питера, чтобы расплатиться с Полом. Постепенно он понял, что Вивиан была права.
Их дом в Хэмптоне – прорва, куда уходят деньги. Его недвижимость в пригороде не стоила и половины того, что он выложил за нее. Апартаменты в „Трамп Тауэр" слишком дороги, чтобы оплачивать их. В середине восьмидесятых, когда он приобрел их, они казались удачным помещением капитала, но сейчас выкладывать десять кусков в месяц весьма нелегко. Машина с водителем, рестораны и счета из клуба. Одно к одному.
Все, что он мог продать, постепенно ветшало. Он почти не занимался юридической практикой, но бездну времени поглощали различные сделки, связанные со скандалами в масс-медиа, и участие в телевизионных ток-шоу. Он боялся подумать о том, как рассчитываться со Службой внутренних доходов.
Делом Марии Лопес он стал заниматься от полного отчаяния. Он ухлопал на него слишком много сил и средств, надеясь на удачу.
Из-за романа с Бэби все окончательно пошло вразнос. До этого он занимался дюжиной дел одновременно, успевая, как „скорая помощь", провернуть все. Глупее всего то, что он откровенничал с Бэби. Если бы он пользовался услугами тех же ничтожеств, как и прежде, все сошло бы ему с рук. Но связаться с Бэби, не преминувшей пустить в ход все, что услышала от него, было фатальной ошибкой. Теперь ей плевать на него, ибо цель Бэби – удовлетворить свои непомерные амбиции. Это не женщина, а заряженное ружье, которое в любой момент может отстрелить ему яйца.
После того как она вылетела из ресторана, он вернулся в офис и стал названивать всем, чтобы возместить сорванную сделку с „Уорлд". Он должен раздобыть деньги до того, как они узнают, что Мария исчезла.
Как же унизительно оказаться в таком положении из-за сравнительно ничтожной суммы. Несколько тысяч почти ничего не значили для него. Обычно они хранились у него в офисе на всякий случай, но их давно уже не было. Деньги пошли в дело – отчисления, гонорары. У него было в запасе несколько дней, пока эти крутые ребята из „Уорлд" не выяснят, что произошло, но рисковать не стоило. Они слишком хорошо знали, как он работает. Он должен раздобыть эти семьдесят пять кусков немедленно, потому что пластиковые карточки пустить в ход нельзя.
К двум часам он убедился, что все его старания напрасны. Вымотанный, не знающий, что делать дальше, он вернулся домой вздремнуть и сделать еще одну попытку. В холле швейцар протянул ему почту. Там была неизменная пачка счетов, какие-то каталоги и толстый конверт из банка на имя Нивы. Заинтересовавшись, он заглянул в него.
Все оказалось так просто!
Он даже не подумал о том, какого черта Нива перевела двадцать пять тысяч на новый счет. При виде чековой книжки у него закружилась голова. Двадцати пяти кусков, конечно, не хватит, чтобы расплатиться с Каско, но, черт побери, ему непременно повезет за игорным столом у „Монахов". Он успел в банк как раз перед закрытием.
Деньги! Он лихорадочно ощупал карманы брюк. Его пиджак! Где его пиджак? Он нашел его у изголовья дивана и тщательно обыскал карманы. В одном из них он нашел бумажник с двумя десятками. Портсигар был пуст: ничего, кроме счета на „Америкен экспресс" за тот проклятый несъеденный ленч.
Проклятье, где же деньги? Он не мог потерять их. Что же он с ними сделал? Он поставил на кон десять кусков. Потом еще. Застонав, Ирвинг рухнул на постель, пытаясь припомнить, что произошло.
Игра, в которую он ввязался, почти до одиннадцати шла ни шатко ни валко. Данни Мэнн, пресс-агент, сломался. Макси Бакус то и дело занимал у Ирвинга большие суммы, которые тот доставал из портсигара. К часу перед ним уже стояло несколько стопок черных фишек. Он разбогател, четыре раза подряд – полный сбор, у него была куча денег. Затем он проиграл. К двум часам он спустил все. Две десятки в его бумажнике – последнее, что осталось от таинственных денег Нивы, и он по уши в дерьме. Рано или поздно ему придется объясняться с Нивой, хотя это его беспокоило меньше всего.
Он не хотел думать ни о том, как он очутился в комнате Эда Салливана, ни о том, кто притащил его сюда.
Ирвинг посмотрел на часы, интересуясь скорее датой, чем временем. Проклятие! В сумасшедшем марафоне телефонных звонков, когда он взывал ко всем о помощи, Ирвинг договорился о ленче с Таннером Дайсоном, надеясь, что, может, связи Таннера, особенно его долгая дружба с лордом Мосби, владельцем „Лондон газетт", помогут вытащить у британцев эту девчонку Лопес. Тогда Таннер сможет купить эту историю.
Во всяком случае, едва только Лопес окажется в Штатах, он напомнит ей, что оба они погрязли в грехе, а значит, ей нечего поворачиваться к нему задницей. Он рассчитывает на нее и даст ей понять, что если уж истина нанесет урон ему, ее она просто уничтожит. Да и кому больше поверят? Если она хочет получить хоть малость – от „Уорлд" или от „Курьера", пусть учтет, что придется поделиться и с ним. Этого хватит, чтобы расплатиться с „Уорлд" и получить то, на что он вначале рассчитывал.
Едва Ирвинг сказал Таннеру, что хочет поделиться с ним сообщениями по поводу публикации книги Джорджины, как тот с радостью согласился посидеть с ним за ленчем в полдень у „Монахов".
Болезненно морщась, он сполз с низкого дивана. Он должен привести себя в порядок и обрести форму. У него есть еще время зайти в гимнастический зал на верхнем этаже, попариться и побриться. Остается надеяться, что швейцар успеет погладить мятый пиджак, в котором он спал, и сбегать к Полу Стюарту за свежей рубашкой.
