— Пожалуйста… — измождённо выдыхаю я. — Езжай уже и не нервничай так. Ты слышала врача, ничего страшного не произошло, даже на сохранение не положили.
— Больше нигде не тянет? — поправляет мою подушку мама и ставит на прикроватную тумбочку графин с водой.
— Нет. Только спать после капельницы хочется. — благодарно улыбаюсь и демонстративно верчу в руках мобильный. — Езжай. Если что наберу.
— Я на пару часов. — сдаётся наседка и припадает губами к моему лбу. — Соберу вещи и сразу вернусь. Надо было Милу попросить, но я что-то не сразу сообразила…
— Мам. — зеваю от её причитаний я.
— Всё-всё. — подтыкает она под меня одеяло. — Спи. Я пошла.
Даже не успеваю услышать, как мама закрывает дверь, как поддаюсь действию лекарства и просто вырубаюсь.
День был настолько тяжёлый, что я буквально валюсь с ног. Последствия стресса дают о себе знать усыпляющим эффектом. Нет сил даже жалеть себя и малыша, настолько мы издёргались в больнице. Молочно-белое лицо Березина, пока мне делали узи, мама, которая не отходила ни на шаг, друзья, что топтались у палаты взад-вперёд и голос гинеколога, объясняющей, чем грозят такие нервные перегрузки и советующей по возможности ограничить любые раздражители. Всё это закрепили болючими уколами и пребыванием с Игорем наедине.
«— Не плачь больше… — садится он у изголовья моей койки, пока я вынуждена лежать под капельницей и мириться с его присутствием. — Мы не должны допускать, чтобы это касалось ребёнка. Его здоровье напрямую зависит от твоего состояния… — несмотря на моё отчуждение и все предыдущие слова о нашем расставании, Березин дотрагивается до моих волос и напряжёнными пальцами зачёсывает их за уши.
— Моё состояние напрямую зависит от тебя. — отважно заставляю себя поднять на него глаза. — Ты делаешь мне больно, а значит и ребёнку.
Он вздрагивает, как от хлёсткой пощёчины и несколько секунд, не моргая, ищет опровержение в моих глазах.
Обмякнув от развороченного в груди сердца, поворачиваю голову на другой бок и уговариваю себя успокоиться.
Кожа горит от его шершавых пальцев, что застыли без движения и я беззвучно молюсь поскорее освободиться от этой пытки.
— Я понял… — издаёт судорожный глухой хрип Игорь. — Лишь бы ты была счастлива, мышонок…
Рвано вздохнув, он конвульсивным движением отрывает от моей головы руку и ничего более не сказав, исчезает из палаты, словно призрачная тень.
Остаюсь лежать, как поломанная кукла.
Стены вокруг чернеют, как и моя душа.
Разрушена до основания.
Небоскрёб, на вершину которого меня привёл любимый мужчина за то время, что мы вместе, пошатнулся и скинул меня, как пришедшую в негодность деталь.
Осталось ли от меня что-то после падения?
Смогу ли забыть, как покидает меня мой Березин?»
Пробуждаюсь резко от внутреннего толчка. Какой-то неприятный импульс, возвещающий о появлении чужака. Насторожившись и оглянувшись по сторонам, ничего плохого не замечаю. Упрекая себя в ложных страхах, наливаю себе стакан воды и осушаю его быстрыми глотками.
— Ма-ам? — проверяю, не вернулась ли.
Мне отвечает всё та же тишина и я ловлю себя на мысли, что мне некомфортно без моего болтливого Гоши. Нужно будет попросить Милу, чтобы она договорилась с Игорем о разрешении вернуть мне родного болтуна. Сама я больше не смогу смотреть ему в глаза и умирать от злосчастной разлуки снова и снова.
Немного поразмыслив, беру в руки телефон и собираюсь удалить все фотографии Березина, но раздаётся дверной звонок и внутри возникает предательское чувство ликования.
С презрением ругаю свою трусость и осторожно перебираю ногами к двери, подозревая, что гость за ней совсем нежданный.
Достаточно одного взгляда на экран домофона, и я мгновенно убеждаюсь в своём шестом чувстве.
Решив предпочесть старое-доброе игнорирование, медленно двигаюсь обратно к мягкой постели, но дёргаюсь, когда за спиной раздаётся сердитое бормотание и неистовый грубый стук.
— Я видел, как ты приехала утром!! — настойчиво кричит Родион. — Я пришёл поговорить, Алиса!
Ишь чего захотел. Пошёл вон! И так воздуха мало, ещё ты тут будешь его портить.
Стрельнув на дверь изгоняющий взгляд, глажу успокаивающе живот.
Лучше пойду выпью чай и заем горе сладостями.
Только делаю шаг к кухне, как стуки вдруг превращаются и в замке поворачивается ключ.
Даже испугаться не успеваю, как домой заходит мама и преграждает собой проход наглеющему Травицкому.
— Я вам уже сказала, что не пущу! — рявкает она, поражая силой голоса.
— Вы не так поняли! — хмурится парень, не желая спорить с женщиной. — Я предположил, что Алиса не слышит, поэтому так сильно стучал, не подумайте ничего дурного!
— Всё равно уходите, вам здесь делать нечего! — удваивает напор стойкости мама и выставляет перед ним препятствие в виде своей набитой сумки.
— Алис, давай просто поговорим! — смотрит на меня Родион поверх маминого плеча. — Ты и сама понимаешь, что нужно двигаться дальше!
Ну, прям чуткости не занимать.
Но он в чём-то прав. Мне так надоело, что меня насильно тянут и принуждают к каким-то решениям, что уже давно пора поставить жирную точку.
Если мне попробуют ещё что-то навязать, то тогда мне придётся прописаться в больнице.
— Мам, впусти его. — мягко кладу ладонь на её плечо.
— Нет, тебе покой прописан. — железно мне отказывает.
— Я не буду тревожить, обещаю! — вмешивается Родион. — Только недолгий разговор и всё!
— Я вас не спрашивала! — огрызается мама и меня пронзает такая небывалая гордость, что она наконец-то обретает свободу слова и набирается железной воли.
— Простите мою навязчивость. — отступает Травицкий, прибавляя к словам улыбку.
— Мам, пусти, я быстро ему всё объясню и уже спокойно пойду спать. — теряю терпение. — Ничего не случится.
Сталкиваюсь с ней тяжеловесными взглядами и включаю все свои скрытые убеждающие таланты.
— Ну, смотри сама. — поджимает губу мама и смерив Родиона возмущённым взглядом, проходит вместе со своими вещами внутрь квартиры.
— А ты куда? — выгибаю бровь, когда невежа прётся разуваться. — Я тебя не приглашала. Здесь будем разговаривать.
— Ты стала более заводная… — хмыкает он, обводя мою фигуру оценивающим взглядом.
— Тебе ещё хватает наглости являться сюда! — владея собой из последних сил, рычу я. — Пришёл за победой?
— Ты так говоришь, будто это я его надоумил на измену. — крайне наигранно восклицает парень. — Это так мило, что ты ищешь виноватого в любом, кроме него.
— Только в тебе. — отрицаю я. — Ты возомнил себя кукловодом? Что и кому ты доказал, Родион? К чему привели твои игры?
— К тебе привели. — снимает с лица маску непричастности. — Я предупреждал тебя, что ты связалась не с тем, кто достоин. Много раз пытался достучаться до тебя. Но тебе очень захотелось набить себе шишки, я не мешал. Только и всего.
— Я ношу его ребёнка под сердцем. — суровеет мой голос. — Это ты называешь шишкой?
За малыша порву.
— В этом Березин оказался прозорливее меня. — с досадой произносит Травицкий. — Но ты не думай… я ничего не имею против твоего ребёнка! Я люблю детей! Уверен, что ты со временем оценишь это!
Вмиг возникает такая жалость к нему. Совсем дурак. Тут горбатого только могила исправит. Совсем запущенный случай.
— Знаешь, что в самом деле я смогу оценить? — складываю руки на груди и мысленно смываю всё его пустословие в унитаз. — Если ты сейчас уйдёшь и больше никогда не вернёшься!
— Не будет этого.
О! Коронная фраза!
Почему они все так любят упираться рогами?
— Ты совсем недалёкий, да? — жалко идиота, прям не могу. — Ты мне противен, Родион! Я лучше одна, чем с тобой!
— Если тебе станет легче от того, что ты выльешь на меня все те помои, что он тебе после себя оставил, то я согласен потерпеть.
Кора мозга — пушкой не пробьёшь.
