Но я не собираюсь поднимать вопрос морали.
Я просто хочу начать жить для себя и ребёнка, поэтому к взглядам генерального отношусь снисходительно.
Закрыв за мамой дверь и скрестив за неё пальцы, я планирую провести вечер в гордом одиночестве и скрасить его за просмотром какой-нибудь комедии, чтобы насильно утянуть себя от приступа меланхолии. И никак не ожидаю, что мне позвонит Ян Барсов и сообщит, что он подъедет через десять минут.
Первая мысль — не впускать.
Вторая мысль — это квартира его без пяти минут жены, так что придётся.
Третья мысль — они ещё не женаты, а я беременна. Мне можно совершить глупость и свалить всё на гормоны. Не побьёт же он меня в самом деле? И уволить не может — опять-таки я беременна. Может, сказать, что я тут помираю от головной боли и нормально поговорить не получится?
Нет. Тогда опять всех на уши поднимет и меня увезут на каталке, как недобитую с прошлого раза.
Ну, не умею я с ним общаться. У меня язык с мозгом отказывают. И ногу правую сводит.
Понятия не имею, что Вольская в нём нашла. Один только его надменный взгляд чего стоит. А как рот откроет и обольёт словесными фекалиями, так вообще с утёса скинуться хочется. Лишь бы остановить это издевательство.
Наверняка, с подачи Березина едет. Сам затаился, больше не объявляется, но друга подговаривает.
Чего делать-то? Позвонить Миле и попросить, чтобы развернула Яна домой?
Обидится тогда. Он ничего плохого пока не делал. Спас Милу от бывшего и сослал Еву в ссылку. Но это к добру. Так что мои претензии не обоснованы.
На мне проклятье что ли какое!?
Где эта полоса, блин, белая? Мне позарез нужно!
Пока взываю к небу, раздаётся звонок домофона, и я вжимаю голову в плечи.
Ян приехал.
Кто не успел, тот опоздал. Крепись, Алиса. Представляй бабочек и малину. И гору сала. С шоколадом.
ДЗЫНЬ!
А? Иду.
На всякий случай перекрестившись, напускаю на себя приветливый вид и открываю дверь:
— Здравствуйте, Ян. — учтиво здороваюсь и округляю от увиденного глаза. — …и все остальные.
А эти откуда?
Настороженно обвожу взглядом Гену и Глеба, и вопросительно впиваюсь в Барсова.
— Мы приехали поговорить. — спокойно произносит он. — Без отлагательств. — дополняет, когда не видит согласие на моём лице.
— Входите. — натягиваюсь, как пружина и впускаю мужчин внутрь.
В груди сжимается от темы предстоящего разговора, но ещё больше от взглядов всех троих. Они такие же мрачные, как и у Марка Мироновича.
Нет-нет. Я не хочу ничего знать. Я не готова слушать про его жизнь, про его невиновность и как он там загибается.
Нет.
Я тут из пепла возрождаюсь каждое утро. Он знал, что со мной будет в случае его предательства. Знал и сделал. Всё понимал и пошёл на это. Убил меня осознанно.
Так почему я должна жалеть его? Потому что до сих пор люблю? Потому что он так хочет? Потому что так считают его друзья?
Нет. На одной любви далеко не уедешь. Если нет уважения и доверия, то о чём вообще разговаривать?
Превращаюсь в дикобраза и оберегаю себя острыми иглами.
Мой ребёнок живёт только за счёт последних сил, что я восстанавливаю по капельке каждый день. Я не отдам их на пожирание этим мастерам слова.
По глазам вижу, они уже целую речь подготовили.
— Нам нужна твоя помощь. — выступает первым Барсов.
— Какая? — скептически настроена я.
— Поговори с Березиным. — пронзает меня повелительным тоном. — Убеди его образумиться.
— В каком смысле?
— Он начал пить. — поясняет Глеб. — Очень сильно.
Спокойно, Алиса. Тебя это уже не касается. Он взрослый человек и справится сам. Ты в этом не виновата. Он сам. САМ изменил. Сам выбрал этот путь. Сам отказался от меня. Я бы его любила… всем сердцем поддерживала и направляла в правильную сторону. Но он не захотел. Ему этого мало. Секс и развлечения важнее меня. Мне больно без него. Да. Но продолжать быть бесценкой, хоть и при нём, я не хочу.
— Он никого не слушает. — взволновано твердит Гена. — Разгромил квартиру. Забил на жизнь и просто пьёт. Посылает всех. К двери даже не подходит.
Медленно выдыхаю. Шею стягивает незримая петля вины, но голова продолжает настаивать на том, что всё происходящее это только заслуга Игоря. Легче всего лечь на пол и разлагаться.
Но мы говорим о Березине. Он по жизни любит привлекать к себе внимание. Что не по его, так мы крушим всё вокруг и доказываем свою правоту. Давим на психику остальным, чтобы они выполнили его требования. Если на поводу у него не идёшь, тогда он переходит границы и вытворяет что-нибудь вон выдающее. Сейчас такая же цель. Добиться своего. Он строит из себя жертву, чтобы вернуть свой прежний комфорт, который он выстраивал под свои нужды.
А как это ещё назвать? Любил бы — не изменил.
Я всего лишь нужда. Физическая потребность. Успокоительное средство. Не больше.
Так что перебесится и найдёт замену. Вопрос времени.
— И что вы предлагаете? Поехать к нему и погладить по голове? — понижаю я голос. — Он сам за себя в ответе. Не нужно его слабости перекладывать на меня.
— Предлагаем поехать к нему и привести в чувства. — парирует Ян. — Несмотря на то, что вы расстались, в твоих же интересах поднять Березина на ноги. Иначе лишишься вложений в ребёнка.
Услышанное настолько мерзко звучит, что у меня рефлекторно кривится рот:
— Вы плохо меня знаете, Ян Маркович! Деньги меня интересуют в последнюю очередь.
— Ян. — во всеувидение осуждает Глеб. — Сейчас вообще не в тему это сказал.
— Не поверю, что так просто взяла и отступилась от него. — настаивает Барсов.
— Это от меня отступились! — отвечает во мне обиженная женщина.
— Да не изменял он тебе! — срывается на голос мужчина. — Если бы ты взглянула на запись, то поняла, что там таким бухим нереально так быстро трахнуть бабу, снова одеться и ещё тащить её против силы вон.
— Березина вы тоже плохо знаете! — отбриваю его нападки.
— Я отлично знаю его! Если он сказал, что верен тебе, значит так и есть! — раздражённо фыркает он. — Он тебя всерьёз любит!
— Хватит. — выставляю руку в стоп-жесте и делаю глубокий вдох, вспоминая, каким он бесполезным был когда-то с Владом. — Я вам не давала права учить меня жизни и руководить мной, как вздумается.
— Никто не руководит, Алис. — встревает Гена, загораживая собой пыхтящего от недовольства Барсова. — Мы просто хотим, чтобы ты с ним поговорила.
— Я не хочу, Ген… не могу. — сжимаю губы, сдерживая дрожь. — Вас много, и вы рядом с ним. Поговорите по-мужски, отнимите выпивку и пригрозите проблемами. Это его быстро отрезвит.
— Хотя бы попробуй… — просит Глеб. — Что ты теряешь?
— Я могу потерять ребёнка. — эмоционально качаю головой. — Мне плохо, когда я только думаю о Березине, а вы просите ехать туда…
— Алиса… — умоляюще тянет Леванов.
— Вы не поймёте. — обречённо вздыхаю я. — Не знаете, что такое страх выкидыша. Вы же слышали заключение врача — мне нельзя волноваться…
— Да, но… — пытается переубедить меня Богатырёв.
— А сейчас вы заставляете меня нервничать. Ни к чему хорошему это не приведёт. Я не могу вам помочь. Пожалуйста, уходите. — тараторю так быстро, что заплетается язык. — Уверена, что Березин с такими друзьями не пропадёт и вам удастся втолковать ему о вреде алкоголя. — специально отворачиваюсь, чтобы не видеть их упрекающие взгляды и указываю на выход. — До свидания.
Энергетика становится настолько термоядерной, что я опускаю плечи только, когда за ними закрывается дверь. Грудную клетку сдавливает от тяжести моего решения. Сердце плачет, но умом понимаю, что отныне мы с Игорем обособлены друг от друга.
Я всегда буду любить его, но простить…
Только чудо поможет мне переступить через себя… ради него.
И, видимо, эта фраза материальна.
Не проходит и семи часов моего самоанализа, как глубокой ночью, нас с мамой будет неожиданный стук в дверь. Открыв которую, я просто-напросто теряю дар речи. Передо мной на колени падает мать Березина, цепляется за мои руки и горько взвывает:
