с пола вещи и, виляя бёдрами, пошла прочь с чердака.
Ёлку наряжали долго. Прерывались на еду, игры в снежки на заднем дворе. После прогулялись в соседний магазинчик, где купили какую-то мелочь – просто хотелось делать самые обычные вещи, просто вместе. Любую ерунду, но рядом.
А ещё целовались. Много, с удовольствием, и с каждым поцелуем Мара словно рождалась заново. Вся её жизнь рухнула. Сгорела, как любимый дом, почти превратилась в горку пепла. Если бы не Стас, если бы он не оказался тогда рядом… боялась думать, что бы с ней произошло.
– Не замёрзла? – Стас по привычке поправила на Маре шарф, укутал им до самого носа. Пар от дыхания оседал на ткани, делал её влажной, колкой и ледяной, и пришлось выпутаться из надёжного кокона одежды.
– Нет, сегодня тепло, – Мара улыбнулась и, встав на носочки, обняла Стаса за шею. – А рядом с тобой мне всегда жарко.
Стас засмеялся низко и раскатисто, прижал Мару к себе, подбородком упёрся в её макушку. Так и стояли в тишине вечернего двора, в десяти шагах ледяной коркой блестела поверхность озера.
– Тут так красиво… сказочно.
– Согласен. Я всегда сюда уезжаю, когда мне плохо. Теперь начал приезжать, когда стало хорошо.
Мара притихла, думая о своём. Она должна была рассказать Стасу о самом важном, но не хотела испортить вечер. Потом, завтра. В новом году скажет, а Стас уже пусть, что хочет, то с её информацией и делает.
Старательно отгоняла от себя плохие предчувствия, но чем больше времени проходило, тем тяжелее было игнорировать навязчивые мысли.
– Ты притихла, – Стас отстранился, поддел её подбородок прохладным пальцем, заставил посмотреть себе в глаза. – Тебя что-то тревожит.
Он не спрашивал, и Мара тихонько вздохнула.
– Пойдём в дом?
Стас нахмурился – ему не нравилось, как изменилась вдруг Мара. Какой молчаливой стала, словно мыслями далеко-далеко уплывала.
В доме пахло ёлкой и апельсинами. Мара чихнула, топнула несколько раз ногами, стряхивая налипший на подошвы сапог снег, расстегнула пуховик. Пальцы вдруг начали дрожать, и она обозвала себя дурой. Нерешительной идиоткой!
Но почему же так сложно было сказать?
– Что с тобой? Ты заболела?
Стас приложил ладонь ко лбу Мары, она отстранилась и неловко улыбнулась. Обхватила его руку, прижала к щеке и потёрлась, словно кошка. И столько любви было в её взгляде, что у Стаса чуть сердце не остановилось от нежности.
«Сентиментальный дурак», – мелькнуло в голове.
– Так, если ты меня решила под бой курантов бросить, то решайся быстрее.
Он, в сущности, шутил, но Мара молчала и этим его тревожила.
– Ты чего? – Мара даже испугалась. – Не собираюсь я тебя бросать! Вот ещё, но…
– Какие могут быть «но»?
– Ты можешь меня бросить.
Она сказала это так просто и даже улыбнулась. Стас нервно икнул.
– Что ты натворила? Кого-то убила? Украла у сироты конфетку? – Стас не мог понять, что творится с этой женщиной. – Мара, у меня богатое воображение, я могу чёрт его знает что себе надумать, потом не разберёмся.
Мара засмеялась. Он был таким забавным, когда волновался. Серьёзный и надёжный, в такие моменты он становился похожим на маленького мальчика, который пытается понять, как перепрыгнуть высокий забор.
Загадок Стас не любил, и Мара это знала, но слова застревали в горле.
Вот надо было ей сделать тест на беременность этим утром! Не могла подождать до завтра?
И ведь весь день не помнила об этом, старательно прячась от новой правды, но в ней жил ребёнок, и она больше не могла это игнорировать.
Даже если Стас не захочет – а она отлично помнила их разговор на поле – она всё равно родит. Даже если только для себя.
– Пойдём, – Мара улыбнулась. Ей вдруг стало легко и просто. Приняв окончательное решение, вытеснила прочь все тревоги. Для них в ней не осталось места.
В комнате Мара подвела Стаса к ёлке, усадила прямо на пол. Если мужчина и удивился, вида не подал.
Марьяна подошла к накрытому столу, налила в бокал шампанского, протянула Стасу с улыбкой. Он мельком глянул на часы: до Нового года оставался час.
– Встретим по другому часовому поясу? – на губах появилась усмешка. Стас огладил бороду, посмотрел на огоньки ёлочной гирлянды через янтарную жидкость в бокале.
– Нет, это я… просто так.
– Почему себе не налила? – в его глазах мелькнуло что-то. Догадка? Нет, подумала Мара, быть не может.
– Я не пью, – решительно качнула головой и уселась рядом с ним по-турецки, соприкоснувшись коленом с его ногой.
– Давно? – Стас так пристально смотрел на Мару, что она даже покраснела.
– С сегодняшнего дня.
– Правильное решение, – одобрительно кивнул и сделал маленький глоток. – И как долго ты не будешь пить?
– Ну… – прикинула в уме, загнула пальцы. – Восемь месяцев ещё как минимум и потом ещё…
– Восемь месяцев как минимум, – задумчиво повторил Стас, глядя на сжатую в кулак руку. – Хм, как интересно.
Мара смотрела на него. Стас нырнул вглубь собственных мыслей, и только зажатый в руке бокал едва заметно подрагивал, выдавая его волнение с головой.
– Ты же помнишь, что у меня отец был алкоголик и психопат? – посмотрел на неё искоса. – Это плохая наследственность.
– Но ты не он.
– Я – нет, но во мне половина его генов. И их часть я могу передать ребёнку.
Мара встала на колени, подалась вперёд. Почти навалившись на опешившего Стаса, она обхватила его щёки ладонями, упёрлась лбом в его лоб. Дышала часто, закрыв глаза, гладила лицо, в который раз удивляясь мягкости бороды.
– Ты самый лучший мужчина во всём мире, – проговорила почти шёпотом. – Я никого лучше тебя не встречала. Ты, Станислав Фёдорович, надёжный, цельный, упорный. Твой отец – грязь под ногами, он был недостоин такого сына.
Дыхание Стаса оборвалось. В носу кольнуло, и он всерьёз испугался, что может разреветься.
– У тебя огромное сердце, ты верный и настоящий. В тебе столько любви,
