от его метаний туда-сюда. Сама она лежала под теплым одеялом, точнее полусидела в кровати, опираясь спиной на три подушки, которые ей заботливо подсунул сам Кирилл, пила имбирный чай, делая глотки сквозь слезы, потому что горло болело нещадно. А Кирилл все возмущался и возмущался.
– Я его не выгоняла. Он уехал, потому что так надо, и прежде, чем ты начнешь снова меня в чем-то обвинять, лучше расскажи-ка, как давно вы перешли на такое тесное общение? И почему ты зовешь его «папа»? – если бы у нее были силы, она бы сама вскочила и металась по комнате точно так же, как и сын. Но приходилось лежать, сил не было.
– Да какая разница, как давно, и вообще!? Ты моя мама, ты его любишь, значит, и я могу его любить. Он заслуживает этого, по крайней мере, от меня, точно.
– И поэтому ты зовешь его отцом? Потому что он этого заслуживает? – если бы он только знал, как сделал больно этими словами ей.
– Да нет же, – парень остановился, как вкопанный посередине комнаты и уставился на нее, – Он… мама ты знаешь какой он. И… и мы разговаривали постоянно, он поддерживал меня, советовал. Да просто интересовался моими делами. А это намного больше, чем делал Вова, намного. И он тебя любит, разве этого недостаточно?
– Если ты считаешь его своим… – ей физически было больно произнести это, – Своим отцом, своим человеком и частью своей семьи, то я не могу тебе запретить этого, но Кирилл, дорогой, ты понимаешь, что и он к тебе привязался?
– Да, мама, – он сглотнул, – Я хочу, чтобы мы все были вместе. Жили одной семьей. А ты взяла и выгнала его! Зачем?
– Во-первых, сбавь-ка децибелы, молодой человек, ты с матерью разговариваешь или с кем? И так голова трещит по швам. И во-вторых, мои отношения с Димой тебя не касаются. Твои отношения с ним не касаются меня. Я тебе не запрещаю, общайтесь, но не нужно на меня давить и говорить, как я должна поступать в нашей с ним ситуации.
– Еще скажи, что я слишком мал и не опытный, чтобы понимать что-то в ваших отношениях, – обиженно буркнул, – Ты что, его больше не любишь?
– Кирилл, сынок, – она протянула руку к нему, желая прикоснуться к вихрастой макушке, чтобы успокоить бурю у него внутри, парень подошел к ней, сел на постель и позволил ее руке пригладить свои волосы, – Любовь, она не всегда значит, что людям нужно быть вместе, понимаешь. Мы уже пытались, и те годы моей жизни, они были прекрасными, но те моменты, на которые мы наткнулись и из-за которых разошлись, они никуда не делись. Проблема не решена, и я не уверена, что мы сможем ее решить.
– Какая проблема? Ты ведь его простила, я точно знаю, что простила за измену, мам. Ведь простила?
– Простила. И он меня простил. Только дело не в этом, – она сглотнула ком в горле, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы объяснить сыну свою позицию и не настраивать его против Димы, – Мы, точнее Дима, он хотел и хочет ребенка, а я нет,– и это основная причина. Даже, если мы сейчас будем вместе, через какое-то время он все равно захочет еще детей, а я… я не смогу ему этого дать.
– И ты боишься повторения, – закончил он за нее.
– И я боюсь повторения, – своей горячей от жара рукой погладила его по прохладной щеке, – Как бы я тебя ни любила, еще одно предательство от Димы я не вынесу. Просто не смогу, и именно этого я боюсь больше всего. И я не хочу, чтобы ты пострадал из-за наших с ним проблем.
Внутренне она еще переваривала новости по поводу статуса Димы в глазах ее ребенка, не смирилась. Но говоря вслух, аккуратно подбирала слова, видя с каким пылом, Кирилл бросается на защиту… отца.
– Это неправильно! Не правильно! Ты… ты и он, вы такие счастливые рядом всегда были, и даже сейчас. Он тебя любит, ты любишь его… и все эти твои причины просто отмазки. Ты просто боишься, и все!
То, как он говорил с ней, с какой скрытой детской обидой, ранимостью, так ему не свойственными… Слезы появились на глазах, но уже не из-за боли в горле. Таня понимала и видела, что обижает сына своим поступком, но и по-другому не могла. Быть с кем-то только для того, чтобы твой ребенок был счастлив, – не правильно, потом может стать гораздо хуже. А у Кирилла такой возраст сложный. Время юношеского максимализма, когда кажется, что только ты один во всем мире знаешь, как правильно поступать. У него есть негативный опыт в семье, он много пережил, но он все еще ребенок, как бы не пытался быть взрослым. И эти его слова она попыталась пропустить мимо ушей, чтобы они не легли камнем обиды у нее в душе.
Но сказать ему ничего не успела, в дверь позвонили.
Странно. У Олега есть ключи, Дима уехал, может Саныч наконец одумался?
– Я открою! – недовольно бросил сын и пошел открывать.
А Таня лежала и гадала, кого там принесло на ночь глядя, пока не услышала из коридора знакомый голос и улыбка сама по себе вылезла на лицо.
– О, здорово, Кирилл! Господи, ты здоровый то какой стал, а! Блин, это ж, когда я тебя видел в последний раз? Тебе сколько тогда было?
Послышались хлопки, похоже, кто-то по-мужски дружески обнимался. Она мысленно хмыкнула,– показушники. Застучали дверцы шкафа, Кирилл что-то отвечал.
– А где эта? Заразная которая?
Кирилл вошел первым, забрал у нее пустую чашку.
– Я сделаю еще чай, и тебе через полчаса пить таблетки надо и температуру мерить, не забудь.
Таня улыбнулась сыну, взглядом выражая всю свою благодарность за то, что, несмотря на их ссору, он все равно заботится о ней.
– Танюха! – заорал с порога в спальню Артём, – Ты в надежных руках, знаешь? Кирилл твой такой здоровый стал, капец! Когда только успел вырасти так? Прикинь, с порога меня в ванную погнал, руки мыть!
Мужчина захохотал и направился к ней. Стиснул своими ручищами так крепко, что она закашлялась.
– Мать, ты говорят, совсем плохая стала! Не хорошо!
– Господи, ты только приехал, а мне уже хочется удавиться! – жалобно простонала, изворачиваясь от дружеского поцелуя в щеку, – Куда ты лезешь, еще заразишься!
– Зараза к заразе не липнет, так что, целуй, давай, – подставил небритую щеку, а она поцеловала. Чертовски рада была его видеть.
– Как жена? Не родила еще?
– Лучше бы она родила,
