Теперь она понимала, что все эти ухищрения и уловки могли провести только такую неопытную дурочку, травмированную несчастным детством, как она. Будь рядом с ней зрелая женщина, жених был бы разоблачен в одну секунду, но единственная зрелая женщина, которой Христина более или менее доверяла, играла на стороне парня, всячески убеждая девушку, что лучшей кандидатуры в мужья ей в жизни не сыскать. Мол, тебе и так несказанно повезло, что на тебя, дуру такую, позарились, сейчас откажешь, потом всю жизнь будешь локти кусать, в девках сидючи!
Потом Христина узнала, что «на высшем уровне» был заключен договор: тетка устраивает брак и за это получает в безраздельное пользование домик за городом, который иначе пришлось бы делить между родственниками. Ну а парню покорная и забитая девушка с собственным жильем подходила как нельзя лучше.
Свадебная церемония была очень красивой. В роскошном белом платье с фатой Христина чувствовала себя на седьмом небе и, поднявшись с мужем в номер гостиницы, предвкушала настоящее волшебство, а через минуту хотела умереть от стыда и боли.
Она плакала, но муж ударил ее по лицу и равнодушно сказал: «Заткнись, дура!»
И она заткнулась на долгих пять лет…
Никто не знал, с каким страхом она ждет ночи, ложась в супружескую постель, словно на дыбу, как цепенеет и леденеет ее тело при одной только мысли об акте любви.
Так оно и должно быть, первый раз всегда больно, думала она сначала. Потом думала, что нужно привыкнуть, везде писали, что сексуальность женщины раскрывается не сразу, и она некоторое время пребывала в убеждении, что это не ее муж жестокое животное, а просто еще не раскрылась ее собственная сексуальность.
Но сказки не получалось не только в постели. Муж обращался с ней хуже, чем с прислугой, жил, как хотел, иногда поколачивал под горячую руку, а она терпела, утешая себя тем, что это ее муж, родной и любимый человек навеки. Иногда из своего домика наезжала тетка, долго и со вкусом мылась в ванной, не находя нужным прибрать за собой, потом пила чай и, тряся тюрбаном из полотенца, вещала о том, как Христине повезло с мужем, сама-то она ноль без палочки, а стараниями любящей тети вон какого гоголя отхватила!
Христина подкладывала в вазочку домашнее печенье, смотрела, как тетка ест, шевеля пухлыми розовыми щеками, и думала, что действительно ноль и никому не нужна и, разведясь с мужем, так и сгинет в одиночестве и забвении.
Странно, но она почти не знала собственного мужа. Он был для нее всего лишь источником боли и атрибутом того, что она не совсем пропащая, а что он за человек, Христина понятия не имела. Наверное, не очень хороший, раз бил ее…
Слушая жалобы сокурсниц, а потом сотрудниц на охлаждение мужей, она надеялась, что это произойдет и с ее браком, муж заведет любовницу и отстанет от нее, но, видно, второй такой дуры, готовой терпеть его жестокость, не находилось, и мучения продолжались.
Единственной отдушиной в жизни служили книги любимой писательницы, а потом фан-клуб и Мамсик. Анна Спиридоновна подарила ей настоящую материнскую любовь и заботу, и Христина так радовалась этому, что почти смирилась с жестокостью мужа.
Потом она забеременела и под этим предлогом попыталась отказать мужу в близости. Кончилось все тем, что он страшно избил ее и взял силой. Ребенка она потеряла.
Наверное, она наложила бы на себя руки, но тут ей на помощь примчалась Анна Спиридоновна. Она прилетела из Санкт-Петербурга, как цунами, первым делом расцеловала Христину, апатично валяющуюся на больничной койке, а потом так умело повела дело, что через месяц был оформлен развод, квартира продана, и Христина со своей долей летела в Петербург покупать жилье.
Конечно, Мамсик не могла целый месяц находиться рядом, у нее была работа, и больная невестка требовала постоянного внимания, но она сняла Христине комнату на период развода и взяла адвоката, ушлого дядьку лет пятидесяти, который, несмотря на слегка помятый вид, провернул все в лучшем виде.
– Ну и кобрятник – это ваше семейство, – поделился он как-то впечатлениями и добавил, что раз Христина получила такое кошмарное воспитание, участь ее была предрешена, и странно было бы ждать, что такой травматик, как она, выберет себе в мужья нормального человека.
Именно адвокат посоветовал ей ходить на терапию, и после переезда Христина потихоньку начала, не признаваясь Анне Спиридоновне.
Она понимала, что, будучи травматиком, порой ведет себя неадекватно, и очень боялась неосторожным словом или действием разрушить единственные отношения, которыми дорожила, и от этого страха совершала еще больше ошибок. Христина надеялась, что терапия поможет ей стать нормальной или хотя бы приятной в общении, и некоторое время думала, что Мамсик сочтет ее изменение к лучшему естественным ходом вещей.
Потом увидела, насколько все медленно происходит, и призналась, чтобы Анна Спиридоновна поняла: Христина работает над собой.
То ей чудилось, что прогресс налицо, то наоборот, но была одна область, в которой она стеснялась признаться даже терапевту, с которым необходимо быть предельно откровенной, и в которой она чувствовала, что все ясно раз и навсегда.
При одной только мысли о том, чтобы заняться любовью, ее охватывал ужас. Разведясь с мужем, она похорошела, из глаз пропало затравленное выражение, спина распрямилась, и Христина с удивлением поняла, что очень нравится мужчинам, но ни малейшей радости это сознание не принесло.
Как только мужчина начинал флиртовать, она видела в нем угрозу, и тело реагировало отзвуком боли. Один раз коллега пытался поцеловать ее на корпоративе, и Христина почувствовала такую панику, что сразу убежала домой, как только смогла вырваться, и долго еще содрогалась при виде коллеги, неплохого, в сущности, мужика.
Да что там поцелуи, простой взгляд повергал ее в смущение, а порой ей становилось страшно просто находиться с мужчиной в одной комнате, если рядом больше никого не было. Когда ее вызывал начальник, спокойный и порядочный человек, Христина всегда, входя в кабинет, оставляла дверь открытой, потому что иначе ей становилось страшно, вдруг начальник накинется на нее, и она не сможет отбиться…
Макс оказался первым человеком, которому она призналась в своем страхе перед физической близостью. Было стыдно и немного страшно, но Христина чувствовала, что это необходимо, иначе отказ станет для него оскорблением и он будет мучиться, что же такое с ним не так.
– О, простите, я не знал, – сказал он растерянно и невпопад. – но я же могу просто ухаживать за вами. Без этого пока.
– А смысл?
– Что значит смысл? Я вас люблю, Христина, вот и весь смысл.
