Марк подскочил:
— Мама! Еще полчаса не мешай нам! Кевин, давай играть. Ты будешь Дартом Вейдером, а я Люком. Давай сражаться на лазерных мечах — у меня есть два меча, красный и зеленый. Сначала я буду побеждать, а потом ты отрубишь мне руку. Я повисну на одной руке на этом стуле и… скажу тебе, что говорить дальше. Только дыши, как он.
— А как он дышал?
Марк довольно похоже, изобразил предсмертное хрипение.
— Так у него же, бедняги, была астма! — заметил Кевин, тоже поднимаясь на ноги. — Но насколько я помню, для астматика он неплохо скакал по каким-то железным балкам.
— Сейчас все спортсмены — якобы астматики, — заявила Эшли, делая несколько шагов назад, чтобы не лишиться глаз от руки собственного сына, вооруженной пластмассовым мечом. — И тоже неплохо бегают и скачут. Жрут анаболики. А это ведь безумно вредно, да, Кевин? Скажи Марку, что профессиональный спорт вреден для здоровья, тебе он поверит.
— Ну, еще бы. Конечно, вреден. Перестраивается работа эндокринной системы, нарушается метаболизм… Я уж не говорю, что все анаболики обладают андрогенным действием — их регулярное применение ведет к бесплодию.
— А что такое метаболизм? — поинтересовался Марк.
— Ох, дружок, ну как бы тебе объяснить… Это процесс превращения веществ внутри клеток нашего организма.
— А что такое клетка?
Кевин вздохнул:
— Все это слишком сложно. Давай лучше сражаться. Только не тресни мечом по аквариуму: пучеглазый мистер Макклори этого не переживет. И учти: текст своей роли, я не знаю, так что подсказывай мне слова.
Вечером Эшли еще раз зашла к Марку, чтобы пожелать ему спокойной ночи и поцеловать перед сном. Когда она наклонилась к сыну, он обвил ее шею руками и прошептал:
— Мама, он мне нравится!
— Мне тоже, — негромко ответила Эшли, выключая свет. Марк оказался на удивление терпимым и незлопамятным. Он сразу простил Кевину маленькое предательство на корте: чтобы растопить его обиду, понадобились всего лишь одна схватка на мечах и пара-тройка карточных фокусов. Да чем она лучше? Сейчас Кевин при помощи пары-тройки элементарных приемов точно так же растопит и ее обиды.
Она была права. Уже ночью, прижимаясь к его груди и слушая барабанную дробь непрекращающегося дождя, стучащего по стеклам в рваном джазовом ритме, она пробормотала:
— Ты такой чудесный… Такой потрясающий. Если бы ты не был таким бабником…
Кевин покосился на нее:
— С чего ты взяла? Просто я люблю женщин.
— Это не одно и то же?
— По-моему, нет. Бабнику на женщин плевать — он ими пользуется. А я вас ценю, уважаю. Мне нравится о вас заботиться, делать вам приятное… То есть тебе.
Эшли хмыкнула и отодвинулась. Кевин помолчал.
— Право, оладушек, не такой уж я греховодник. Если говорить честно… По-настоящему я был привязан только к одной — малышке с медными волосами с моего факультета в Бентли. Она потом уехала и очень удачно вышла замуж. Сейчас у них ребенок, дом, садик — все как положено… Но, поверишь ли, когда мы расстались пять лет назад, я даже какое-то время страдал.
— Неделю?
— Немножко больше… Иногда мне кажется, что к своим без малого тридцати восьми годам я потихоньку начал завидовать тем, у кого все так, как положено. Во всяком случае, я уже не бегу сломя голову, как раньше, от тихого уюта.
— А со мной тебе уютно?
— Очень. И это я говорю честно.
«Значит, я утоляю его потребность в тихом уюте. — Эшли вздохнула и позволила руке Кевина бесцеремонно улечься на ее грудь. — А Тереса нужна, для жарких безрассудств? Вначале беготня по корту, красноречивые переглядывания через сетку, затем безумство в постели? Впрочем, с этими тощими дамочками хорошо безумствовать где угодно — в машине, под деревом, в озере… Хоть на крыше. Они для этого и существуют. А я смирная наседка. Действительно, волнующий контраст».
— Я не очень толстая?
— Нет! И ради всего святого, Эшли, не начинай худеть по модным книжкам! Глупости все это, только грудь обвиснет. А она у тебя роскошная.
— Обвиснет — силиконом накачаю.
— Не вздумай, идиотка! Проще сразу обе отрезать. Бог мой, работаешь в фармацевтической компании, а ничего не соображаешь!
— Мы же идем на эти жертвы ради вас. Мы хотим выглядеть обольстительно. Вы же при необходимости лопаете «Виагру».
— Некорректное сравнение… И неправомерное. А кстати, знаешь, как появилась «Виагра»? Забавная история. Некая фирма пыталась создать препарат для расширения коронарных сосудов сердца. Была потрачена куча денег, но «прорывное» лекарство так и не получилось. Ребята разочаровались и продали право на создание препарата другой фирме. А там сидели ребята поумнее: они вскоре обнаружили интересный побочный эффект: сосуды это снадобье действительно расширяет, но не в сердце, а в другом месте. «Ого, — сказали они, — мы наткнулись на золотую жилу! Осталось лишь доработать и пустить на рынок». Да… Насколько я знаю, «Виагра» побила все рекорды не только по продаваемости, но и по окупаемости исследований. Это уж потом стали появляться другие подобные лекарства. Некоторые совместимы с алкоголем, некоторые действуют до двух суток. Представляешь? Можно не планировать заранее час, когда потащишь даму в постель. Выпил таблеточку — и иди себе в театр, в ресторан. Или выезжай на природу. Готов к бою в любой момент.
— Тебе-то уж точно, не нужны никакие таблеточки.
Кевин отреагировал неожиданно пессимистично:
— Пока не нужны. Эти поганые изменения сосудов, происходят с возрастом. Неизбежно. Кто знает, что будет со мной лет через двадцать… Я могу превратиться в пузатого хрыча, с красной физиономией и сварливым характером. Буду с руганью гоняться за малыми детишками, пытаясь огреть их клюкой, и, брызгая слюной, проклинать юных дев за бесстыдство. Хотя дико представить, что рано или поздно наступит момент, когда я не захочу женщину. Особенно если она лежит рядом со мной — вот так, именно так — и светится в темноте. Мягкая, нежная, гладкая… Оладушек, с джемом… Сдобная пышечка… Да, пока мне точно не нужны таблетки…
* * *
Ноябрь тянулся ни шатко ни валко. В расстановке сил сохранялся статус-кво: насколько Эшли могла догадываться, Кевин посещал ее примерно с такой же частотой, с какой и Тересу. Но ни голос воли, ни доводы рассудка не могли помешать ей, честно признать: присутствие Кевина в ее жизни становится воистину необходимым. И ничего нельзя было поделать ни с этим фактом, ни с собой. В одиночестве Эшли еще пыталась трезво оценивать ситуацию, но едва лишь она оказывалась в его могучих веснушчатых лапах, все ее здравомыслие улетучивалось, словно дурной сон: Кевин сокрушал ее рассудительность, подобно атомному ледоколу.
