— Мама, не плачь… Мама, не плачь…
Повторение всемирного потопа удалось предотвратить — минут через двадцать оба успокоились (Эшли даже вспомнила слова Кевина о том, что слезы унимают боль), объяснились во взаимной любви, съели по яблоку, посыпанному сахаром и толченой корицей, и вполне примирились. Ночью, лежа в постели, Эшли попыталась разобраться: почему еще полтора месяца назад, когда ей уже было известно о существовании соперницы, она воспринимала ситуацию — фактически нисколько не ухудшившуюся с тех пор — абсолютно спокойно и с легкостью закрывала глаза на то, чем Кевин занимается в свободное от нее, Эшли, время? Что изменилось? Вроде бы ничего. Только теперь она готова от злости подорвать к чертям свою фирму вместе со всеми лабораториями, мышками и хомячками. Изменилось ее отношение к ситуации. А ведь она намеревалась не привязываться к Кевину, просто получать удовольствие. Не вышло.
Рыжеволосый виновник семейного скандала, появился через несколько дней, как ни в чем не бывало. Марк выскочил ему навстречу и с порога завопил:
— Кевин, скажи маме, чтобы она меня не ругала! Я хотел сделать как лучше!
— Тихо, тихо, дружок! Что опять стряслось?
— Ты же знаешь: в маминой комнате на окне растут цветы. Они очень красивые, как большие ромашки — только красные и с желтыми серединками. Нам в школе объясняли: цветы нужно опылять, иначе они не будут размножаться. А пыльцу переносят пчелы и бабочки. У нас в доме ведь нет пчел! Я решил сам опылить цветы, чтобы вырастить новые в этом же горшке. В общем, я стал трясти первый цветок над вторым, потом второй над третьим… Ну и они все сломались. А мама кричала…
Кевин хохотал так — его лицо приобрело брусничный оттенок, а веснушки на щеках и носу слились воедино. Отсмеявшись, он повернулся к Эшли:
— Потрясающий мальчишка! И это еще не факт, что он гуманитарий. Может, естественник. За что же его ругать? Он ведь не делал ничего плохого, не хулиганил, не озорничал. Человек хотел просто опылить цветы без помощи пчел…
Не удержавшись, он опять расхохотался. Марк торжествовал, глядя сияющими глазами то на Кевина, то на Эшли. Она хранила укоряющее безмолвие. Наконец Кевин успокоился.
— Слушай, Марк, хочешь, я расскажу тебе про науку биологию? Все же я когда-то занимался со студентами, умею доходчиво объяснять. Будет интересно, обещаю.
Вспомнив о давнишнем разговоре на скамейке у пруда, Эшли встрепенулась:
— Кевин, я не забыла, ты считаешь, что детям следует знать обо всем на свете. Так вот я прошу: вначале подумай, о чем ты собираешься рассказывать Марку. Ему всего восемь лет!
— Ну и что? — запальчиво вскинулся Марк, мгновенно обижаясь. — Я не дурак, какой-нибудь, я все понимаю!
— Никто и не говорит, что ты дурак, — ласково ответила Эшли. — Ты умница, милый. И был бы еще умнее, если бы не переломал все мои цветы. Просто некоторые вещи тебе пока совершенно неинтересны. И слушать про них тебе будет скучно.
— Скучно не будет, — заявил Кевин, выразительно посмотрев на Эшли. — Я тоже не дурак какой-нибудь и расскажу только о том, что можно и нужно знать. Лекция начнется через пять минут. А пока скажи: когда у лошади бывает шесть ног? Не догадываешься? Когда на ней сидит всадник.
Уже на следующий день Эшли спросила Марка, о чем Кевин ему рассказывал. Тот моментально оживился:
— Очень о многом. О происхождении жизни на Земле. О всяких микробах. О том, что живое тело — это… как же он сказал… открытая схема. Нет, открытая система. А еще об ученом, который наливал бульон в колбу и оставлял на месяц. А бульон не портился. Только я не очень понял почему.
— Похоже, речь шла про Луи Пастера… А что ты понял?
— Что жизнь всегда была и будет. И что на других планетах тоже может быть жизнь. Ну, это я и раньше знал, — добавил Марк солидно. — Я думаю, на других планетах живут не только люди, но и всякие рогатые уроды с десятью ногами или какие-нибудь умные обезьяны вроде Чубакки из «Звездных войн»… Мама, Кевин мне очень нравится.
— Мне тоже, — ответила Эшли со вздохом. Вначале она вспомнила сегодняшнюю ночь. А потом Тересу.
* * *
В понедельник, тринадцатого декабря, Эшли отметила, что они знакомы с Кевином уже четыре месяца. Дата, разумеется, была смехотворной; к тому же этот любитель горького пива и женских прелестей, и не подумал самолично объявиться ни в один из миновавших выходных дней, а лишь ограничился парой звонков. Однако, спустившись вечером вниз, она обнаружила Кевина на обычном месте: он задумчиво маячил в огромном холле, заложив — и впрямь несколько по-тюремному — ручищи за спину. Увидев Эшли, он радостно заулыбался и двинулся ей навстречу:
— Привет, оладушек! Как провела уик-энд?
— Надеюсь, так же хорошо, как и ты.
— Ух, какое шипение! У тебя даже язычок по-змеиному раздвоился — честное слово. Не злись. У меня есть уважительная причина для отсутствия: я на два дня ездил в Бентли, чтобы обменяться с мамой поздравлениями и поцелуями.
— У нее был день рождения?
— Сначала у нее, а на следующий день у меня. Такое вот совпадение. Мамуля всегда говорила, что я стал для нее лучшим подарком — с первого часа и на всю жизнь. Эти два дня она меня кормила, как на убой… Ну да бог с ним, с моим днем рождения. После восемнадцати я его никогда больше не отмечал, да и дата не круглая. И вообще я не собирался ставить тебя в известность — просто объясняю, почему не появился в выходные… Слушай, Эшли, у нас тут намечается маленькое торжество. Мы закончили возню с одним супер препаратом. Два года бились, и вот, наконец… Все результаты положительные, лекарственная форма разработана, клинические испытания прошли, заключение о перспективности готово.
— Что ж, поздравляю тебя оптом — со всеми радостными событиями сразу.
— Спасибо. В пятницу мы будем праздновать успех в «Сенаторе»: небольшая компания причастных к этому делу — синтетики, медики, биохимики. Человек двенадцать. Пойдешь со мной?
Эшли невольно заулыбалась, а потом, чувствуя, что ее щеки заливает счастливый румянец, уперлась руками ему в грудь и застенчиво поцеловала. Кевину явно польстила такая непосредственная реакция.
— Я расцениваю твой порыв как согласие? Да, оладушек?
Всю неделю Эшли летала, как на крыльях. Ей, а не Тересе Кевин предложил стать его спутницей! А может, он вообще расстался с этой тощей вороной, увешанной яркими побрякушками? Может, он собирается кардинально изменить свою жизнь? В конце концов, скоро праздники, она вправе ожидать долгожданного чуда. При этих мыслях Эшли блаженно вздрагивала и прижимала к горящим щекам прохладные ладони.
