— Майкл, — прошептала она, — девочки…
— Не надо о девочках, — выдохнул он. — Не волнуйся, дверь заперта. — Он поцеловал ее влажную шею. — Ты восхитительно пахнешь.
— А ты… ты…
— О-о-о, Ребекка… — Он сполз с постели и опустился перед ней на колени. Затем обнял ее бедра и прошептал, подняв вверх лицо: — Я ждал тебя так долго, Ребекка. Почему ты не приходила?
— Майкл…
— Знаешь, я ведь был когда-то наркоманом. Но ты, по-моему, самый сильный наркотик из всех известных.
Сильные руки ласкали ее бедра. Она коснулась пальцами курчавых волос на его груди. Они были влажными и холодными. Затем ее руки медленно скользнули вниз.
— Как это чудесно, что ты появилась, — тихо сказал он, прогибая под ее ласками плечи. Затем прикоснулся губами к ее бедру. — Я очень хочу тебя.
Ее кожа пылала. Она закрыла глаза, а он раздвинул ее бедра и приник к лону. Она чувствовала его холодные губы, которые постепенно становились горячими. Его рот был жадным, казалось, он хотел поглотить ее всю целиком. Но затем, кажется, нашел то, что искал, — огненный пик возбуждения, — и с почти жестокой ловкостью вырвал из ее груди хриплый стоп удовольствия. Она опустилась на колени на толстый ковер, рядом с ним. И он обнял ее большими сильными руками.
Ребекке показалось, что вся ее жизнь, протекающая до этого мгновения, была сплошной серой трясиной. Единственной реальностью сейчас был Майкл Флорио, наслаждающийся каждым дюймом ее тела. Но она тоже наслаждалась и желала его с примитивным, почти животным упорством. Она желала его настолько остро, что телу было больно. Зародившись где-то у горла, эта сладостная боль, как огонь по бикфордову шнуру, пробегала дальше через сердце и живот, через все внутренние органы к пылающему месту между бедер.
— Я не могу ждать, — прошептала она, задыхаясь. — Пожалуйста, Майкл.
Но он не торопился входить, продолжая ласками поднимать ее все выше и выше.
— Пожалуйста, — выдохнула она.
— Ребекка, — прошептал он.
Она была вся как расплавленная магма, и он наконец сделал это, наполнив ее тело опьяняющей истомой.
— О, Майкл, Майкл, — застонала она.
— Я сделал тебе больно?
— Нет. Пожалуйста, Майкл.
Каждое свое движение он сопровождал резкими, бурными терпкими поцелуями, покрывая ими ее лицо, неожиданно делая паузы, замирая, и она начинала извиваться под ним, корчиться, жадно впитывая сладость этой пытки.
— Не останавливайся, Майкл. Продолжай.
И он продолжал, шепча ей на ухо ласковые слова, ничем уже себя не сдерживая, почти сминая, сокрушая ее. Ни один мужчина никогда еще не дарил ей такого наслаждения. Это было за пределами ее опыта. Она чувствовала, что душа отлетела, воспарила над головой и крутится в хитроумном запутанном танце в ритме его страсти.
Затем они тесно прижались друг к другу, упиваясь своей близостью. Это был момент истинного совершенства. Никогда еще для нее секс не был таким чистым, таким простым и одновременно столь значимым.
Правда, откуда-то, из какого-то внутреннего далека доносился слабенький голосок, ставящий под сомнение целесообразность случившегося. Но она прикрыла глаза и старалась его не слушать. А тут еще Майкл поднял ее голову и вгляделся в лицо.
— Ты сама красивая женщина, какую я встречал в жизни.
Она надолго припала к его губам и только потом прошептала:
— Мне надо идти, Майкл. Не надо, чтобы девочки…
— Но ты не убежишь от меня? — спросил он горячо.
— Конечно, нет, — ответила она упавшим голосом. — Но давай все-таки соблюдать приличия. Ради них.
Прежде чем что-то сказать, он очень долго смотрел на нее.
— Я действительно совершенно тебя не знаю. Верно?
— Да, Майкл, — согласилась она, избегая его взгляда. — Ты действительно меня не знаешь. Так же как и я тебя.
На мгновение ей почудилось, что они глядят друг другу в души и все равно ничего там не видят. Она с трудом оторвалась от него, отперла дверь и вышла из комнаты.
Наутро Ребекка с трудом очнулась от глубокого сна. Вспомнила вчерашнее, дернулась и посмотрела на часы. Затем сбросила одеяло и пошла в душ.
Обычно из душа едва капала тепловатая вода. Теперь же на полную мощность шла горячая. И холодная тоже. Ребекка вымылась и оделась. В комнате было необычно тепло. Питаемая турбиной обогревательная система за ночь сильно раскочегарилась. Глиняные плитки, обычно ледяные, теперь под ее босыми ногами были теплыми.
Она надела джинсы и легкий пуловер. Затем подумала и повязала кашемировый шарф, подаренный Майклом. По пути на кухню она стукнула в дверь Терезы.
— Кто там?
— Ребекка.
— Входи.
Она толкнула дверь. Тереза лежала в своей обычной позе, свернувшись в постели с книгой. Но теперь шторы были открыты, показывая голубое небо. В комнате было опрятно и тепло. Тереза оторвалась от чтения и посмотрела на Ребекку.
— Привет.
Ребекка вспомнила ее первое «привет» тогда, в первый день.
— Хорошо спала?
— Прекрасно.
Ребекка села на постель и поцеловала девочку в щеку.
— Как дела с этим? — Она показала на живот Терезы.
Та сделала гримасу.
— Почти прошло. Я и не знала, что это так противно.
— А разве твоя мама не рассказывала тебе во всех деталях?
Тереза пожала плечами.
— Мама вообще со мной мало разговаривала. Она занималась только Девон.
Ребекка помрачнела.
— Ты очень переживала?
— Не столько я, сколько Девон. Она ее своим вниманием буквально изводила.
— Очень жаль.
— Для меня не совсем, — серьезно сказала Тереза. — Я благодарила Бога, что она не пристает ко мне. Жила своей жизнью, занималась, чем хотела. А вот Девон действительно пришлось несладко. Мама давила на нее со всей силой. Между прочим, они с папой разорвали отношения в основном из-за Девон.
— Я этого не знала, — смутилась Ребекка. — Как это случилось?
— Очень просто. Мама старалась, старалась, а Девон была на стороне папы. Мама просто не могла этого вынести.
Не уверенная, что правильно поняла сказанное, Ребекка пристально посмотрела на Терезу:
— Что значит «была на стороне папы»?
— Она его любила больше, чем маму. И мама это обнаружила. — Тереза мотнула головой, как бы стряхивая неприятные воспоминания. — Послушай, Ребекка, ты бы вышла замуж за папу, если бы он предложил?
Ошеломленная, Ребекка медленно покачала головой.
— С чего ты взяла, Тереза, что он может мне это предложить?
— Может, — ответила Тереза. — Потому что ты совершенство.
Ребекка встала и направилась к окну. Кристально-голубое небо, припорошенный снегом белый мир, а на сердце темно.
