воды. — Хорошо. Хоть кому-то перепадает.
Эйден издаёт фыркающий смешок, накрывая мою ладонь своей и переплетая наши пальцы.
— Завтра домой.
И на следующий день у нас запись к семейному психологу доктору Дитрих. Которая, возможно, даст нам снова добро на секс.
— Ага, — шепчу я.
Он подносит мою ладонь к губам и медленно, поочерёдно целует костяшки пальцев. Опустив мою руку, он проводит пальцем по моему кольцу, сдвигая его и показывая бледную полоску, контрастирующую с загаром за неделю под гавайским солнцем.
— Впечатляет, — бормочет он.
— Ну, не всем же нам обзаводиться загаром в форме бороды.
Его глаза выпучиваются.
— Чёрт. Я об этом даже не подумал. Блин, теперь пути назад нет.
— Едва ли. Ты можешь сбрить её, один день поработать во дворе, и загар сравняется, — я смотрю на него — кожа выглядит практически бронзовой, блестит от пота — и сдерживаю вздох.
— Но я же не буду этим заниматься, — говорит он, возвращаясь к своей книге.
— Верно. У тебя есть щенки, которым можно делегировать.
Наказанием для Вигго и Оливера за их розыгрыш станет то, что они будут выполнять всю нашу работу во дворе, пока рука Эйдена не заживёт.
Эйден коварно улыбается и перелистывает страницу.
— Это будет так приятно.
У меня вырывается смешок, но он быстро стихает, когда мимо проходит Вигго, буквально опаляющий мои глаза. На нём облегающие тесные плавки-трусы, и срань господня, я жалею, что увидела это.
— Иисусе, Вигго, — бормочет Аксель, качая головой. — Чего только люди не делают, чтобы привлечь внимание.
Зигги закрывает свои глаза ладонью.
— Я не могу это развидеть, — стонет она.
Все остальные члены семьи или занимаются своими делами где-то в другом месте, или блаженно не видят. Везунчики.
Оливер издаёт улюлюкающий вопль и спешно хватает телефон, пока Вигго вышагивает к воде, упиваясь нашими шокированными реакциями. Как раз когда он добирается до воды, телефон Оливера разражается громкой музыкой. Вигго разворачивается к нам лицом и начинает проделывать поразительно хорошие танцевальные движения, но я слишком боюсь смотреть, поскольку плавки могут не выдержать такие толчки бёдрами.
Смех Эйдена рядом со мной взрывается как фейерверк на ночном небе, такой яркий и звонкий, что я опешиваю.
— Я так и знал! — говорит он. — Ох блин, этому парню кранты.
— Оливер! — гаркает он.
Олли оглядывается через плечо, выглядя насторожившимся.
— Что такое, Эйден?
— Ты и попугай случайно не проводили время вместе, нет? Особенно в первый день, когда ты с родителями приехал рано, наперёд всех остальных?
— Эм, — щёки Оливера розовеют. — Почему ты спрашиваешь?
— О, ну не знаю, — небрежно отзывается Эйден, кладя закладку в книгу. — У неё весьма примечательный словарный запас. Как раз совпадающий со строками песни, которую ты включил.
— О чём ты говоришь? — спрашиваю я у него.
Эйден прищуривается, глядя на Оливера.
— Попугай постоянно донимает меня непристойными фразами.
Я хмурюсь.
— Эсмеральда? Вежливая пожилая леди-попугай, которая говорит «Добрейшего утречка» и «Привет, лапочка»?
— Это вам она так говорит, — Эйден барабанит пальцами по шезлонгу. — Ты слышала, как она называла меня красавчиком.
— Ну типа, она не ошибается.
Он бросает на меня взгляд.
— Она говорит это не потому, что действительно такого мнения обо мне. Она говорит это потому, что её кто-то научил.
Я хмуро гляжу на него.
— Такое возможно?
— Похоже на то, — Эйден бросает книгу и встаёт, и Оливер спешно вскакивает на ноги. — У меня, может, всего одна здоровая рука, Оливер Абрам, но я знаю твою слабость.
Оливер бледнеет.
— Никакой щекотки, Эйден. Ты же знаешь, я не могу выносить это дерьмо.
— Надо было думать об этом до того, как ты натравил на меня попугая-рэпера на целую неделю. Знаешь, как дискомфортно принимать душ, пока гигантский зелёный попугай сидит на раковине и говорит тебе «ли-ли-ли-лизать, лизать её сливочки и заставить её кричать»?
Пока Эйден идёт к нему, Оливер пятится, подняв руки.
— Это всего лишь безвредная забава!
— Безвредная? — губы Эйдена подёргиваются, и он сдерживает улыбку. — Возможно. Но было ли это так же раздражающим? Странным? Непрошеным? Непременно.
Оливер спотыкается о шезлонг и оборачивается через плечо.
— Эйден. Твоя рука, — умоляюще произносит он. — Тебе не стоит бегать. Тебе надо поберечься.
— К несчастью для тебя, — говорит Эйден, бросив солнцезащитные очки на шезлонг. — Я испытываю момент нехарактерной для меня беспечности.
Осознав, что оказался в заднице, Оливер бросается бежать по берегу, а Эйден несётся за ним. И когда мой проблемный брат оказывается повален на песок, его крики и смех разносятся по согретому солнцем ветру.
* * *
— Что ж, — доктор Дитрих улыбается нам поверх очков. — Похоже, поездка получилась выдающейся.
Эйден мягко сжимает мою руку, его большой палец рисует круги на моей ладони. Я сжимаю его руку в ответ.
— Так и было, — говорит он ей. — У меня состоялся хороший разговор с моим бизнес-партнёром насчёт более равного распределения обязанностей. Я не залипал в телефоне и сделал приоритетом пребывание в настоящем моменте, расслабление по возможности.
Я улыбаюсь ему.
— Эйден спланировал невероятно романтичное свидание, и мы много времени проводили вместе. Такое чувство, будто мы добились большого прогресса, разговаривая и налаживая связь.
— И как всё прошло? — спрашивает доктор Дитрих.
Эйден поглядывает на меня, и его ярко-синие глаза удерживают мой взгляд.
— Мы искренне разговаривали. Мы много говорили о том, что вы сказали перед нашим отъездом — о том, как мы изменились, и как мы хотим лучше понимать, что это означает в плане любви друг к другу.
Я снова сжимаю его руку.
— Каково вам сейчас, когда вы вернулись домой? — спрашивает доктор Дитрих.
Моя улыбка слегка скисает, когда я смотрю ей в глаза.
— Я немного нервничаю из-за возвращения в реальный мир, где на нас снова будет давление, но я чувствую… надежду. И предвкушение. Как будто нам предстоит многое узнать и изучить вместе.
Хватка Эйдена становится крепче.
— Я тоже нервничаю. Я не хочу, чтобы меня засосало в работу, как раньше. Но мне кажется, что наши отношения стали лучше и с меньшей вероятностью скатятся в прошлое состояние. Фрейя знает всё о проекте, что только можно знать. Секретов нет.
Доктор Дитрих улыбается, переводя взгляд между нами.
— Ну, осмелюсь сказать, я опасалась того, что вы уехали на таком раннем этапе нашей работы, и я определённо не говорю, что психотерапия для вас завершилась, но это время в отъезде пошло вам на пользу.
Эйден поворачивается к ней.
— Что вы думаете?
— То, что вы мне рассказали, демонстрирует, что вы достигли важной промежуточной точки в примирении: восстановление доверия. Вы примирились с очень важной правдой, что два любящих
