Я в панике взглянула на него. В дополнение ко всему остальному мог ли он читать мои мысли? Как он узнал о том, что я выяснила? Просматривал ли он мой телефон?
— Серена – моя старая подруга, — продолжил он. — Я знаю ее много лет. Мы спали вместе, не буду лгать, но сегодня между нами ничего не было. Мы просто дурачились.
Мои глаза раскрылись еще шире, когда я осознала, что он только что сказал. Серена. Женщина на диване. Я почувствовала, как истерический смех был готов вырваться из моего горла, но я болезненно его проглотила. В этом даже был плюс. Я могла бы использовать это в качестве предлога, чтобы злиться на него. Он этого ожидал, он это и получил, и ему не обязательно было знать, что голова моя была заполнена видениями того, как он убивает афганских детей, чтобы на хрен не думать о нем и Серене.
— Ты обещал, — сказала я, позволив навернуться на глаза сдерживаемым ранее слезам.
Теперь, когда у меня был повод, я могла позволить им выйти наружу. Слезы хлынули из глаз, и я тяжело сглотнула.
— Ты обещал, что не будешь с другими женщинами, в ту ночь, когда мы решили дать нам шанс. Ты лгал мне.
— Я не был ни с какими другими женщинами, — отчаянно, со смесью чего-то неопределенного, произнес он. — Я разговаривал со старым другом. У нее уже есть кто-то в ее жизни, а у меня есть ты. Я просто убивал время, в ожидании, пока его пройдет достаточно, чтобы можно было уйти и вернуться к тебе.
— Мы можем не говорить об этом прямо сейчас? — спросила я и попыталась отвернуться от него.
Он удержал меня, взяв за подбородок и заставив смотреть на него.
— Воюй со мной, сколько захочешь, детка, — сказал он, — но не отворачивайся от меня. Давай поговорим об этом.
— Я не хочу говорить, — прошептала я, чувствуя, как во мне снова поднимается паника.
Он изучал мое лицо, сжав губы.
— Есть что-то еще? — спросил он. — Ты получила сообщение от брата? Расскажи мне. Я здесь ради тебя, Мари.
Черт.
— Дай мне проверить мою электронную почту, — быстро произнесла я.
Я отстранилась от него и начала вставать, но он остановил меня, поднялся сам и вытащил мой телефон из моих джинсов.
— Держи, — сказал он, передав его мне.
Я включила его и нажала на значок приложения, связанного с моей основной электронной почтой. Как Джефф и обещал, там было фальшивое письмо.
— Он написал, — сказала я.
— Прочитай вслух.
— Он пишет: «Прости за все, сестренка. Я получил твое сообщение о том, чтобы приехать и поговорить с Риперами. Не думаю, что смогу. Без обид, но я уверен, что они планируют убить меня. Поговори с ними, выясни, готовы ли они заключить сделку и связаться со мной. Я люблю тебя. Джефф». Это все.
— Чего-то подобного я и ожидал, — медленно произнес Хос, забираясь обратно в кровать. — Я не удивлен, что он не доверяет нам. Он боится, и он должен бояться. Есть большая вероятность, что он не переживет этого. Но есть огромная разница между пребыванием в постели с Джеками и попыткой помириться с нами. Ему нужно разобраться с этим.
— Какая разница? — спросила я, страшась услышать ответ.
Хос перекатился на свою половину и, подперев рукой голову, взглянул на меня.
— Ты, — ответил он.
— Я?
— Мы не причиним тебе боли, — сказал Хос, проведя ладонью по моей щеке, — а Джеки причинят, можешь не сомневаться. Он должен знать это.
— Ты сказал, они пытались вернуть меня ему, — тихо проговорила я. — Джефф пытается спасти меня.
— Джеки доберутся до тебя, если смогут, но их репутация касаемо женщин не слишком хорошая. Три года назад племянница Дика, Грейси, была втянута в неприятности с ними. Дочка сестры его старухи, это единственное, что связывало ее с клубом. Она решила пойти в школу в Калифорнии и, как оказалось, это было недалеко от чаптера «Дьявольских Джеков». Она начала встречаться с довольно симпатичным парнем, но он был одним из их хэнгэраундов. Вероятно, в какой-то момент она упомянула, что ее дядя был в «Риперах». Она пришла с тем парнем на вечеринку, и они изнасиловали ее. Все. Один большой аттракцион траха, который едва не убил ее. Они добили ее тем, что вырезали «ДДж» у нее на лбу и бросили на обочине дороги. Позже они отправили Дику фотографию, сделанную на ее телефон.
Я сглотнула, почувствовав тошноту. Затем я подумала о женщине на втором этаже, и задалась вопросом, закончила ли она уже с теми мужчинами. Что если она хотела остановиться на полпути? Они бы ей позволили?
— А что насчет того, что происходит внизу? — непроизвольно сорвалось с моих губ. — В чем разница?
Хос вскинул голову.
— О чем ты говоришь?
— Тут женщина внизу, я видела ее с кучей мужчин в комнате на втором этаже. Они имели ее по очереди…
— Бл*дь… — протянул Хос, упав на спину и проведя руками по волосам.— Какое еще дерьмо произойдет этой ночью? Мне очень жаль, детка, что ты это увидела. Я совсем об этом не подумал. Черт.
— Ты не ответил на мой вопрос. Они собираются сделать ей больно?
— Нет! — почти выкрикнул он, сев и посмотрев на меня сверху вниз. — Черт, нет, не могу поверить, что ты вообще об этом спрашиваешь. Мы не кучка насильников, Мари. Черт побери. Если она там, она сама выбрала быть там. Будь я проклят, если знаю, почему, но женщины занимаются этим постоянно. Это развлекаловка с одной из сладких попок, вроде ритуала доблести[39]. Не могу сказать, что они ведут себя правильно, но это и рядом не стоит с тем, что сделали с Грейси. Они серьезно ее порвали, я даже не могу это объяснить. У нее никогда не будет детей. Она дважды пыталась покончить с собой, прежде чем ее поместили в какую-то психиатрическую клинику. Проклятье.
Он выглядел таким искренне расстроенным, что я ему поверила.
— Как часто такое бывает? — спросила я тихо. — Что еще происходит на ваших вечеринках?
— Все виды дерьма на них происходят, — тяжело вздохнув, ответил Хос, — но это, в самом деле, никак тебя не касается. Сегодня тут дико, потому что кровь буквально витает в воздухе, вот и все. Никому не причиняют боли, и никто не находится здесь против своей воли. Это все, что тебе нужно знать.
— Ты участвовал в этом?
Он покачал головой, однако я не могла сказать, отрицал ли он это или просто давал понять, что ответа я могла не ждать.
— Мы действительно будем делать это? — спросил он.
— Делать что?
— Копаться во всем, что каждый из нас когда-либо делал? Я думал, мы уже прошли это. Я не святой, детка, и никогда не выдавал себя за такового. Но я обещал тебе не изменять, и я не изменял. И не буду. Я надеюсь, что и ты не будешь. Неужели этого недостаточно?
Я кивнула, задаваясь вопросом, попадало ли убийство детей под категорию «не быть святым».
