Затем голос высоко над нами произнес: «Британская трансокеанская компания объявляет вылет рейса 510 в Лондон…»
Она была в моих объятиях. На минуту все остальное отошло на задний план, и тогда я ясно понял, что должен сделать.
— Ох, Скотт, пожалуйста, ты не должен уезжать, не должен! Разве ты не понимаешь, что происходит? Разве не понимаешь?
— … просим всех пассажиров, имеющих посадочные талоны, подойти к…
— Я бы оставила все, я бы поехала с тобой в Лондон, но это будет все равно бессмысленно, потому что главная проблема, которая тебя беспокоит, остается нерешенной, и пока она существует, в твоей жизни никогда не будет достаточно места для меня…
— …«Эр Франс» объявляет вылет рейсов в Париж, Рим, Бейрут.
— Прости себя, прости моего отца, прекрати это, пойдем отсюда, останемся, переживем — я помогу тебе, клянусь, останься со мной, и я знаю, мы сможем преодолеть это вместе, я знаю, мы сможем, я знаю это…
Я это тоже знал. Здоровая, разумная, рациональная часть моего мозга знала это. Та часть, которая любила Вики, знала это. Я посмотрел на паспорт, который держал в руке, посмотрел на посадочный талон между пальцами, который собирался разорвать на две части, но затем снова вмешалось прошлое и парализовало меня, а пальцы мои перестали двигаться.
Волшебный рог был у моих губ, но фанфары жизни не звучали, и поскольку я тщетно боролся хоть за один вздох, который сделал бы меня свободным, я увидел, как ко мне приближается судьба, но не та, которую я хотел, а та, которой я не мог избежать; она охватила мою жизнь и потащила меня к Темной Башне.
— Я не могу остаться, — прошептал я, — я хочу, но не могу, не могу, не могу, не могу.
Она отшатнулась от меня.
— Тогда я не могу ничего больше сделать. Я не могу тебе помочь. Я не могу оказать на тебя влияние. И я никогда больше не увижу тебя.
Мы не сказали больше ничего. Она смотрела на меня без слов, слишком потрясенная, чтобы обнаружить глубокие чувства, слишком изнуренная, чтобы попытаться преодолеть бесполезность рациональных аргументов, и, наконец, спотыкаясь, пошла к выходу.
— В последний раз приглашаем пассажиров на рейс 510 Британской трансокеанской авиатранспортной компании в Лондон…
Я прошел через большой холл, прошел к самому дальнему выходу из этой пустыни из бетона и стали, прошел с Роландом и, как Роланд, к самому концу этого мира, который стал моим, пошел к Темной Башне и вошел внутрь.
— Первый класс, сэр? Сюда, пожалуйста. Место около окна… Разрешите мне взять ваше пальто?
Я сел и ждал, и через некоторое время кто-то снова начал со мной говорить.
— Не хотите ли выпить, сэр, пока мы не взлетели? — спросила хорошенькая стюардесса, стоявшая около меня.
Я посмотрел на нее и страстно захотел умереть. Боль, которую причинила мне жизнь, была сильнее, чем я мог вынести.
— Да, — сказал я. — Я хочу выпить. Принесите мне двойной мартини со льдом.
Часть шестая
ВИКИ
1963–1967
— Доброе утро, — произнес отчужденный голос. — Офис мистера Ван Зейла. Могу я вам чем-нибудь помочь?
— Это миссис Фоксуорс, — ответила я, — соедините меня с ним.
Последовала обескураживающая тишина; Даже особа легкого поведения должна знать, как следует обращаться к столь ответственному секретарю.
— Извините миссис Фоксуорс, но мистер Ван Зейл на совещании.
— Вызовите его, пожалуйста.
— Но…
— Вызовите!
Она онемела. Затем все замерло. Закурив другую сигарету, я нашла еще один десятицентовик на случай, если понадобится вторая монета, но тут раздался взволнованный голос моего отца.
— Вики? Дорогая, что случилось? Откуда ты звонишь? Ты до сих пор в Бостоне в «Ритц Карлтон»?
— Я в аэропорту Кеннеди.
— Но что случилось? Самолет Скотта разбился? Он…
— Скотт на пути в Лондон, — сказала я, — и полагаю, настало время разобраться в той путанице, в которую ты превратил мою и его жизнь. Пожалуйста, приезжай сейчас же. Я буду ждать тебя в зале прилетов.
— Но дорогая, милая моя, разумеется, я понимаю, ты, должно быть, очень огорчена. Конечно же, я приеду, как только смогу, но у меня идет важное совещание.
— Перенеси совещание. Мы говорим о моей жизни. Ты приедешь сейчас же — или я улечу в Лондон ближайшим рейсом.
Три четверти часа спустя «кадиллак» моего отца остановился у тротуара, и он появился в сопровождении двух помощников, телохранителя и шофера, помогавшего ему выйти из машины. Я ждала, небрежно держа в руках норковое манто. После разговора с ним я выпила чашечку кофе, и привела себя в порядок, чтобы скрыть следы слез. Один из помощников подошел ко мне.
— Может быть, пройдем в зал для особо важных персон, миссис Фоксуорс?
— Совершенно ни к чему, мы посидим в баре.
— Его астма…
— О, оставьте разговоры о его астме. Пошли, отец, я куплю тебе бренди, и тебе станет лучше.
Отец посмотрел на меня с бешенством и что-то засвистел астматическим шепотом, но я прервала его.
— Пожалуйста, подождите оба в машине, — сказала я помощникам, а телохранителю добавила: — Ты можешь пойти с нами, но будешь сидеть в другом конце.
Трое мужчин смотрели на меня так, словно у меня выросли рога и хвост. Они взглянули на отца. Он с болезненной гримасой кивнул головой. Он начал седеть, а дыхание его было неприятно громким.
— Пойдем, отец, — сказала я, взяв его под руку, — сюда.
Мы прошли в бар, и перед тем, как взять мартини и двойной бренди, я посадила его в угол. Телохранитель со стаканом пива удалился за дальний столик. Мы остались одни.
— Я не буду пить, — прошептал отец, — но все-таки отпил немного, потом отхлебнул еще и, сдерживая глухой кашель, прочистил горло и, постукивая пальцами по столу, наконец-то подобрал нужные слова и, взглянув мне в глаза, мягко сказал:
— Мне жаль, что ты так огорчилась из-за Скотта. Конечно же я не одобряю эти истерические звонки, срыв совещания и гонку в аэропорт, но я понимаю, что женщины часто нервно реагируют на сложности в любви. Я готов оказать тебе денежную поддержку. Сейчас для тебя важно успокоиться, хорошенько все взвесить и вести себя разумно. Наверное, ты думаешь, что я послал Скотта в Лондон, чтобы прервать ваши с ним отношения, но это не так. Я исходил только из деловых соображений. С некоторых пор я не вмешиваюсь в твою личную жизнь. Я прекрасно понимаю, что ты взрослая женщина и имеешь право жить так, как тебе хочется.
Он остановился и посмотрел прямо на меня. Его глаза были чисты, взгляд искренен. Мне стало тошно. Я спросила:
