— До неё ехать час, и она на территории горнолыжки, поэтому не начинай капризничать и поехали к старику. Тем более, что лучшей экзотики, чем старый ханок не найти, нэ агашши!
Я задохнулась от этого "капризничать" и прошлась взглядом по Хан Бину так, словно он сморозил очередную чушь.
— По-моему кто-то решил меня сегодня истязать плетями. Малышка, ты во мне сейчас дыру прожжешь! — Хан хохотнул, а я тут же ответила:
— Ты сильно напуган, и несёшь эту ахинею, потому что решил что и я испугалась? — сложила руки на груди, и обернулась к аджосси, который начал жестикулируя, что-то мычать, видимо указывая на поворот.
Хан сразу свернул, и мы въехали в густой лес.
— Нэ агашши, ты только глянь сколько деревьев! Может осуществим мою грязную фантазию? Порадуй своего мальчика?
- Хан Бин! Этот старик хоть и не понимает нихрена! Но имел бы стыд хоть передо мной, — я шикнула, потому что начала чувствовать возбуждение, а оно с недавних пор сносило мне крышу настолько, что я не контролировала своё тело.
Вчера вела допрос свидетеля, а вспоминала, как он смотрел на меня, когда я ласкала его, гладила и целовала. Потом говорила и обсуждала дело с Ю Чон-ши, а передо мной стояли картинки того, как руки Хана, скованные наручниками, до побелевших костяшек сдавливали металлические прутья перегородки. Вспоминала всё настолько ярко, что сидя на этом сидении, прямо сейчас, ловила отголоски ощущения того, как его плоть скользила во мне, врывалась ещё глубже, а наслаждение накрывало с такой силой, что мне было мало этой наполненности и нежности. Я хотела больше и больше. Хотела, чтобы тело не уставало принимать и отдавать любовь часами, нет чертовыми сутками.
Подобное нихрена не способствовало работе мозга и серого вещества. Поэтому я должна взять себя в руки, и перестать проявлять яркий пример помешательства на сексе. При чем помешательства на близости конкретно с этим мужчиной. А всё потому, что мне так хотелось, снова прикоснуться к его коже и укрыть объятиями, слушая как он надрывно дышит, как гулко стучит его сердце, а пот стекает по нашим телам и смешивает всё: меня с ним, нас и наш запах.
— С хера ли я должен стыдиться того, что хочу свою женщину? Это что? Что-то сверхъестественное? А старик… Ты была бы права, если бы я не сказал, что ты моя жена, — он выехал из пролеска и разогнавшись, резко затормозил у забора аджоси.
— Что?! — из меня не звук вырвался, а писк, — Что ты ему сказал?
— Иначе он бы нас не принял в своем доме так, как я хочу. А хочу я лежать и смотреть, как спит моя госпожа. С недавних пор это мой сраный фетиш, наблюдать за тем, как ты охеренно выглядишь во сне! Как малышка, которую хочется не трахать, а любить, Лика! Такой ответ вас устроит, нэ агашши?
С этими словами, Хан нажал на кнопку и дверцы поднялись вверх сами, а старик видимо думая, что тут происходит семейная перепалка молодоженов, быстренько ретировался, чтобы через пару секунд в поклонах приглашать нас войти, уже стоя у изгороди.
— Ты мне мешаешь работать! — отцепила ремень, а мне спокойно парировали, смотря прямо в лицо:
— Я люблю тебя!
Кажется ремень только что порезал мне кожу на правой ладони, потому что я слишком сильно его потянула. Хан спокойно положил руку на руль, обернулся ко мне всем корпусом, и начал блуждать по мне ленивым взглядом.
— Ты невозможен! И не понимаешь о чем говоришь!
— Я люблю тебя!
— Ты что попугай? — резко спросила, но не потому что мне было неприятно, напротив в моей груди разливался трепет, а в глазах начало щипать.
Я сделала это потому, что меня разозлил собственный страх из-за возможной пустоты в этих словах. Я боялась этих звуков. Их значения. Боялась, даже услышав их на чужом языке. Вернее на двух языках. Для меня это сути не меняло. Любовь давно стала в моём понимании сродни проклятию.
— Я! Тебя! Люблю! И дождусь, когда ты скажешь однажды тоже самое. Не сомневайся. А если будешь капризничать, придется таки научится быть настоящим сабмисивом. Стать профессионалом в этом извращенском дерьме, лишь бы ты перестала смотреть на меня так, словно я в припадке и несу херь псячью, когда говорю что у меня ноги подкашиваются только от вида того, как ты кончаешь в моих руках. Вернее хотелось бы в руках, но видимо небо решило немножечко иначе. Но я намерен и это исправить.
— Глупый мальчишка… — прошептала про себя, и отвернулась.
Это настолько врезалось в мой слух. Эти слова. Я вздрогнула и втянула воздух глубоко в лёгкие, а потом просто встала и вышла из автомобиля. Мной начало колотить, и аджоси это заметил. Он странно осмотрел меня, а потом кивнул что-то Хану. Но тот лишь фыркнул и очень четко промолвил что-то на корейском. Когда старик хохотнул, я прикрыла глаза сильнее, повернулась, но даже рта раскрыть не успела:
— Зайди в дом! Дождь начинается. Я всего лишь сказал ему, что ты несносное наказание небес. Вот и всё! Это комплимент. При чем очень охеренный. Но знаешь… — он захлопнул дверцы машины со своей стороны и скривился, — …такой недалёкой девушке не понять. Так что помалкивай и в дом иди!
— Хан Бин! Кажется тут у вас действует одна интересная иерархия, — я приложила палец ко рту и постучала им по губам, приподняв бровь.
— Даже не вздумай! Мне хватает цепей на руках, так ты ещё хочешь чтобы я нуной тебя называл? Или аджумой? — он прошел мимо меня и улыбнулся старику, а потом развернулся и прошептал:
— Если я назову аджумой такую красотку… — он обрисовал вокруг меня круг рукой, — …то у меня член усохнет в тот же момент.
— Господи!!! — прорычала на родном, и скосив взгляд на испугавшегося старика, пошла ко входу.
"Нужно немедленно выбросить это все из головы и взяться за работу! Немедленно, Малика!" — с этими строгими мыслями, я разулась прямо у дверей на улице, повторив то что делает Хан, и вошла в просторный деревянный дом с множеством перегородок, которые отодвигались подобно ширмам.
Мужик тут же засеменил на кухню. По крайней мере так я обозначила место откуда пахло травами и рыбой. Он подозвал Хана и открыл старый холодильник, а я стала осматриваться.
Этот дом был очень необычным и красивым внутри. Не смотря на то, что мужчина был нелюдимым, он ждал, что однажды сюда вернётся его дочь. Всё было убрано и чисто. Занавески и скатерти, которые для меня были столь же необычны как и сам интерьер, завораживали. Но больше всего мне понравилась комната, в которую оказались настежь открыты ставни.
Маленькая, но настолько светлая, словно сами стены излучали этот свет. Всё расписано красивыми рисунками, а когда я заметила краски, поняла что это место мужчина разрисовал сам.
— Это комната Мён Хи, — прошептал за моей спиной Хан, а я обернулась и заметила, как старик сжимал в руках фото, которое я ему дала, и продолжал его гладить.
Отодвинул комод, и достал оттуда ещё стопку снимков, а потом протянул их мне.
— Что он хочет? — я посмотрела на Хана, а он тут же дал мужику свою ладонь в руки, и тот начал использовать тот же способ коммуникации, что и раньше.
— Говорит, это фото с того места. Он собирал много всего. Но пришёл один из них и украл всё!
— Кто? — я тут же выхватила фотографии, но поклонилась, завидев как испугался моего порыва старик.
— Один из десяти! Аджоси уверен, что его дом перевернул именно тот мальчик.
Я начала перебирать фото, и онемела. Это действительно была секта. Всё говорило об этом. Христианские общины, которые жили обособленно не впадали в такое. Каждое фото сделано рядом с иконами, а на лице детей отнюдь не счастливая благодать Христа и улыбка. Дети это индикатор таких мест! По их состоянию и тому, как они выглядят можно безошибочно определить как с ними обращаются в приемной семье. А значит моя теория про сирот и то, что это месть и парный психоз именно родных детей подтвердилась.
На последнем из фото они стояли всей семьёй на фоне особняка. Красивое место, убранное, но лица отца и матери с такой ненавистью заштрихованы ручкой или карандашом, что в бумаге были видны дыры.
