— Ещё один ваш скрытый талант, Артём Валентинович? — спросила я. Настроение было поёрничать.
— Да, изучил, пока делать было нечего, — в шутливой манере ответил миллиардер.
— Судя по тому, как хорошо вы говорите, эпизод с бездельем затянулся.
— Да. Примерно на три года. Пока моим ключевым клиентом был крупный французский банк, — сказал Бельский. — И хотя давно это было, но язык полюбился. Помню до сих пор.
Тем временем мы пришли. Девушка показала нам на полочку, где стояла парфюмерная вода White Patchouli от Tom Ford. Рядом был раскрытый флакон. Я понюхала. Аромат мне не понравился. Слишком какой-то… Странный и сильный, терпкий.
— Такими духами любят душиться дамы бальзаковского возраста, — заметила я.
— То есть примерно такого, как вы?
— Я?! Вы что-то путаете, Артём Валентинович. Это дамы за полтинник!
— Вот и ошибаетесь, уважаемая Лана, — ответил с усмешкой Бельский. — Широко распространенное заблуждение, будто бальзаковский возраст — это от 50 и выше. Вовсе нет. Выражение стало широко распространённым после публикации романа «Тридцатилетняя женщина» писателя Оноре де Бальзака.
— Мне ещё нет тридцати, — напомнила я.
— Не будем спорить. Лучше прогуляемся тут? Может, вам захочется себе что-нибудь?
— Захочется, — упрямо сказала я. «Вот зачем он напомнил мне про 30 лет, которые уже мелькают на горизонте? Вредный тип!» — подумала и пошла, сделав вид, что меня теперь интересуют исключительно парфюмерные композиции и косметические наборы.
Да я бы тут половину магазина скупила! Пока ходила между рядами, всё страдала. Но не от того, что не было возможности купить. С этим-то, слава Богу, нет проблем, спасибо господину Бельскому. Меня терзали муки выбора. При таком разнообразии разве можно на чем-либо остановиться?! В итоге, махнув рукой и придушив жабу жадности, которая периодически квакала внутри, я приобрела себе несколько вещиц (про духи с пачули тоже не забыла) и, довольная собой, покинула магазин. Бельский поспешил за мной.
— Ну что? Куда теперь?
— Как это? — удивилась я. — В аэропорт, конечно! Мне нужно домой.
— Опять торопитесь вернуться к своему расследованию?
— Нет, меня Маша ждёт, — заметила с вызовом.
— Маша с няней, и с ними ничего не случится, — ответил спокойно Бельский. — Невозможно приехать вот так в Париж, купить духи и улететь! Обязательно нужно посетить какую-нибудь достопримечательность.
— Эйфелеву башню, что ли? — насмешливо спросила я. — Слышала, очередь туда тянется через всё Марсово поле. Терпеть не могу стоять в очередях. Или у вас там тоже блат, господин Бельский?
— Нет, я бы предложил посетить церковь Сен-Жермен-де-Пре. Она кратно древнее, чем Эйфелева башня и, на мой взгляд, намного красивее.
— Церковь? Вы? Не думала, что бывают религиозные миллиардеры. И если уж на то пошло, то церковь, вероятно, католическая, а вы разве не православный? Хотя в мире больших денег верующих не бывает, — ответила я.
— Ошибаетесь, милая Лана. Бывают. Возможно, не настолько глубоко верующие, как бы того хотелось священникам, особенно жаждущим больших пожертвований, — усмехнулся Бельский. — Но вера — это ведь не вопрос религии. Или церкви. Она намного глубже. По крайней мере, я в этом убежден. Так что, поедем?
— Давайте. Только сначала оставим покупки в гостинице.
Так и сделали, и вот мы уже снова в такси. Оно везет нас на площадь, названную по имени храма. Внутри убранство храма меня, откровенно говоря, не впечатляет. Вот Елоховская церковь, он же Богоявленский кафедральный собор в Москве, где был крещён сам Пушкин, и снаружи поражает своей монументальностью, и изнутри. А тут что? Арочный купол, выкрашенный синей краской с пятиконечными звездочками, ряды простеньких деревянных стульев, немного фресок на библейские темы. Правда, мне очень понравились витражные стёкла. А в остальном… пусто как-то. Ни церковный хор не поёт, ни свечи не горят. Будто в музей пришли.
Но Бельский сразу понял: мне тут не слишком. Поспешил наружу, я за ним.
— Ну как? — спросил, когда мы оказались на площади.
Я пожала плечами.
— Ничего особенного.
— Зря вы так. Древнейшая церковь не может быть изысканно красивой. Аббатство, центром которого она является, было основано в 541 году. Представляете? За больше чем 600 лет до первого упоминания Москвы! Да что Москва! Десятинная церковь, или Храм Успения Пресвятой Богородицы — первый каменный православный храм на Руси, начали строить почти четыреста лет спустя, — Бельский сказал это всё с таким интересом, волнением даже, что я посмотрела на него с интересом.
«Ого! А вы, господин миллиардер, куда более разнообразная личность, чем мне раньше казалось!», — подумала я и… предложила немедленно ехать в аэропорт. Погуляли по Парижу, и хватит. В конце концов, поездка у нас деловая.
Глава 61
После посещения достопримечательности, которая не произвела на меня особенного впечатления, когда ехали в такси обратно в гостиницу, Бельский спросил:
— Скажите, Лана, вам никогда не хотелось венчаться в церкви?
Вопрос застал меня врасплох. Я никогда не считала себя особенно религиозной. Крестик ношу, «Отче наш» и «Богородицу» знаю, потому что бабушка научила. В детстве еще, как стихотворение. Но в храм я хожу очень редко, а последний раз была так и вовсе несколько лет назад, на Пасху. И то не по своей воле, а поскольку редактор Карлсон меня туда отправил. Мол, там служить будет сам митрополит, при будут разные высокие гости, надо их сфотографировать. Так я там и оказалась.
— Не знаю, — пожала плечами в ответ. — Может быть. Я не слишком верующая.
— А в то, что браки совершаются на небесах? — не унимался миллиардер.
Я рассмеялась.
— Будь оно так на самом деле, разводы бы ушли в историю. А у нас даже венчаные спокойно разводятся. Получается, на небесах частенько ошибаются с выбором партнёров. Выходит, надо думать своей головой, а не полагаться на «доброго Боженьку», — ответила Бельскому.
Он только улыбнулся в ответ и стал смотреть в окно. Я задумалась: «К чему эти телодвижения? Сначала в церковь меня притащил, потом про венчание спрашивать начал. Похоже, он собирается на ком-то жениться».
— Вы жениться собрались, что ли? Местечко присматриваете для венчания? Но учтите, та церковь католическая, там православных венчать не станут, — сказала Бельскому.
— Станут, если как следует заплатить, — ответил он. — Бог — он ведь един, это люди придумали по-разному его называть и поклоняться. На самом деле там, наверху, есть одна объединяющая всех сила, которая нам позволяет оставаться людьми. Несмотря на болезни, войны, кризисы и всё прочее.
— Сами додумались или подсказал кто? — сыронизировала я.
— Сам.
— Похвально. А на вопрос не ответили.
— Про женитьбу?
— Да.
Миллиардер загадочно растянул губы в улыбке.
— Делал тут одной недавно предложение. Но получил отворот поворот.
— Что так?
— Недостаточно старался.
— Значит, нужно учесть ошибки и попробовать снова.
— Вы так думаете?
— Уверена!
Мы доехали до гостиницы. Бельский пошел в свой номер, а я решила еще немного прогуляться по окрестностям. Надо было подумать немного.
Итак, у меня теперь есть аромат, который почуяла Маша от Кобальта. Судя по стоимости духов, та квартира, в которой он (все равно буду его так называть для простоты) держал девочку, построена в прошлом веке. Чугунные батареи давно не устанавливают. Эти же еще и очень пыльные были. Значит, квартира давно пустует, раз в ней убираться некому. У меня возникло ощущение, что это типичная «хрущевка». В столице их осталось очень мало из-за программы реновации. Но все-таки есть.
Хотя это мне ни о чем не говорит. Кобальт мог ее арендовать или купить и не использовать. Но духи… Почему мне кажется, что раньше я где-то уже ощущала этот аромат? Причем довольно близко, и он мне еще тогда показался диковинным и неприятным. Или это было связано с человеком, от которого так пахло? Подобное случается: ты общаешься с кем-то, кто тебе очень не нравится. Он использует определенный парфюм, и ты после, когда слышишь его, испытываешь неприятные ощущения.
